В прорези окошка появилось лицо.
– Девушка, это правда?
– Что?
– Ну, Лунев…
– Правда.
Лицо сменилось.
– Девушка, я слышал, Лунева назначили?
– Назначили.
– А какой он?
– Что значит – какой?
– Хороший или плохой?
– У нас все начальники хорошие, – с достоинством отвечала Мила.
– Сколько ему лет, хотя бы?
– Кажется, пятьдесят.
– Что делается! – лицо исчезло.
Появился кавказец.
– Девушка, скажи, в Баку теперь совсем не будем летать?
– Почему вы так решили?
– Лунев…
– Будем летать по расписанию.
– Хорошая девушка…
Возникло лицо молодого парня, который уже пытался познакомиться с Милой.
– Девушка, как вас зовут?
– Мила.
– А Лунева как зовут?
– Геннадий Сергеевич.
– А меня зовут Витя, – он протянул в окошечко руку, пожал милину ладошку. – Говорят, правильный мужик?
– Не знаю.
– Давайте встретимся!
– Где?
– Во Фрунзе. Если улетим. Теперь ведь улетим, да?
– Не знаю.
Парня вытеснила деревенская старушка.
– Доченька, расскажи…
– Что вам рассказать?
– Про этого… нового начальника.
– Зачем это вам?
– Не летала я никогда, понимаешь? У меня сын в Сибири. Туда только самолетом можно. А я боюсь… Недельку здесь потолкалась, еще больше испугалась. Загробят, как пить дать, при такой-то службе… Вот я и думаю: мне дальше ждать или как? Может, что перемениться?
– Не могу сказать.
– А кто могёт?
– Подождите, я узнаю.
Мила опустила шторку окошка, набрала по телефону номер.
– Тань, а Тань… Там у вас Нади нету?.. Ну, которая с Луневым работала… Скажи ей, чтобы ко мне пришла. Только быстренько!
В тесной комнатке, набилось человек десять молодых аэрофлотовцев – бортпроводницы, пилоты, техники… Пирожкова остановилась в дверях.
Надя рассказывала.
– Театры любит… Как прилетим в какой-нибудь город, сразу идем в театр всем экипажем. Потом обсуждение спектакля… Особенно комедии. Но не пустые, а со смыслом. Правда, смеялся на них он мало, все больше грустнел. Выйдет из зала, головой тряхнет и говорит: «Ничего, еще не вечер…»
– А что это значит? – последовал вопрос.
– Кто его знает?.. Я его как-то спросила: «Геннадий Сергеевич, почему вы комедии любите?» А он говорит: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Маркс сказал». – «Чего же вы не смеетесь?» – спрашиваю. – «Да видишь, Надя, – говорит, – никак нам с прошлым не расстаться, никак…»
Вошла Пирожкоова.
– Надя, тебя Мила просит зайти. В справку.
– Зачем?
– Не знаю.
– Пассажиры, видать, интересуются, – сказал один из пилотов.
– А как же? Всем интересно, – согласился другой.
Надя пошла к дверям. Несколько человек двинулись за нею.
Чиненков и Туркин вылезли из канализационного люка, откинув изнутри крышку, и оказались в хозяйственном дворе ресторана. Здесь стояли баки, переполненные пищевыми отходами, в которых копошилось множество кошек.
У распахнутого служебного входа в ресторан стояла «Волга» – пикап с откинутой задней дверцей. В нее грузили ящики с помидорами, на заднее сиденье наваливали какие-то пакеты. Сноровисто бегали официанты под присмотром буфетчицы.
– Наверняка, кот здесь. К местным прибился, – сказал Чиненков, указывая на кошек.
Туркин жмурился на солнце.
– Откуда вы, такие красивые? Боря, погляди на себя! – сказала буфетчица.
Чиненков принялся отряхиваться.
– Кота ищем, Ирина Семеновна.
– Какого кота?
– Потерялся важный кот. Не поможете?
– Не до тебя сейчас. Тут такое творится!
– А что случилось? ОБХСС?
– Хуже… Лунева назначили.
Чиненков окаменел.
– Ну, все. Это все, – не разжимая зубов, проговорил он.
Туркин с корзиной ходил вдоль мусорных баков, высматривая кота… Кошки лениво укрывались за баками. Чиненков подошел к Туркину вплотную. Туркин испуганно взглянул на него.
– Лунева назначили, слышал?
– Думаете, это серьезно? – спросил Туркин.
– Это крышка… Мне. Тебе. Котам… Всему крышка!
– А мне почему? – спросил Туркин.
– Ты что – не понимаешь? Теперь и твой Панкратов полетит. Все полетят.
– Так это же хорошо… Давно не летали. Мало же летали… – лепетал Туркин.
– Дурак! – Чиненков круто повернулся, зашагал к служебному входу.
– Боря! А я? – растерялся Туркин.
Чиненков остановился, обернулся.
– Мой тебе совет: лови здесь кота – любого! – и дуй на службу. И сиди тихо. С котом. Жди новостей.
Он скрылся в дверях.
Туркин раскрыл корзину и трусцой побежал к бакам. Кошки кинулись врассыпную.
Саксофонист все еще сидел в ресторане, ждал товарищей. Вокруг суетились официанты –