Вавилон, судьба которого давно предсказана. Примечания. 1 Русская доктрина. М., 2008. С. 47. 2 Проект Россия. Выбор пути. Вторая книга. М., 2007. С. 437. 3 Проханов А., Кугушев С. Технологии Пятой империи. М., 2007. С. 36. 4 Юрьев М. Третья империя. Россия, которая должна быть. СПб., 2007. С. 292. 5 Русская доктрина. С. 6. 6 Новейшее Средневековье. Религиозная политика России в контексте глобальной трансформации. Авторы доклада: Станислав Белковский, Роман Карев, Виктор Милитарев, Алексей Пензин, Михаил Ремизов, Юрий Солозобов, Егор Холмогоров (http://www.apn.ru/library/print9877.htm). 7 Малер А. Идеология византизма (http://www.katehon.ru/html/top/idea/ideologia_ vizantizma.htm). 8 Холмогоров Е.С. Очерк Смутного времени (http://www.zlev.ru/129/129_28.htm). 9 Сомин Н. Бизнес-проект «Россия» (Заметки по книге «Русская доктрина») (http://chri-soc.narod.ru/biznes_proekt_Rossia.htm). 10 Юрьев М. Указ. соч. С. 404. 11 Проханов А., Кугушев С. Указ. соч. С. 71. 12 «Будет шторм…» Пророчества и предсказания о грядущих судьбах России (http://rdk.wallst.ru/pravosl/proroch.htm). 13 Цымбурский В. Апокалипсис на сегодня // Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы. М., 2007. C. 528.
(Автор: Леонид Фишман)
Как это было. Комментарии к нашей странной контрреволюции
Сохранится ли русская душа после уничтожения русского народа Интересно, что саму возможность полной и окончательной гибели и России, и русского народа ни один из русских мыслителей начала ХХ века не допускал. Никто из них при всей диалектичности их мышления даже не предполагал возможности ситуации, в которой мы сейчас оказались. Не предвидел того, что само по себе освобождение и от советской политической системы, и от многих очевидных глупостей марксистской идеологии ни к чему не приведет - ни к укреплению морали, ни к гражданской, ни к производственной активности. Этот самый страшный, но самый вероятный вариант, то есть окончательная гибель и русского духа, и русского национального сознания в рамках советской системы и советской истории, ими не принимался во внимание. Кстати, не могу не обратить внимания на то, что вся наша избирательная двухходовка конца 2007 - начала 2008 года, направленная на укрепление «преемственности власти» и сохранение «курса Путина», вопреки всему оживила эти эсхатологические настроения, разговоры о конце России. Косвенное свидетельство того - труднообъяснимая паника по поводу грядущей деноминации рубля, нового дефолта. И в этом парадокс нынешней ситуации. С одной стороны, небывалый в истории России бум индивидуального строительства, а с другой - сохранение традиционных для России катастрофических настроений. Я, наверное, не прав, когда говорю, что русские мыслители в изгнании не видели все негативные, разрушительные последствия социалистической переделки российского уклада жизни. Иван Ильин, который дожил до 1957 года, в своем публицистическом завещании «Наши задачи» провел блестящий анализ всех негативных, разрушительных для человеческой души последствий советского образа жизни, разрушительных последствий левого, коммунистического, тоталитаризма. Он обращал внимание прежде всего на «искоренение независимых, лучших характеров в народе в результате социалистического строительства и утверждения нового тоталитарного уклада жизни». (Об этом, кстати, говорил Путин в своей речи во время открытия в Бутове мемориала жертвам сталинских репрессий.) Все видели, что большевизм есть соединение политики с уголовщиной, а потому есть моральное оправдание уголовщины. «Добро есть то, что полезно революционному пролетариату, зло есть то, что ему вредно». «Революции позволено все». Было видно даже из-за бугра, что советская экономика, выросшая на основе экспроприации, то есть грабежа, провоцирует расхищение государственной собственности, самовознаграждение за неоплаченный труд. Коллективизированный крестьянин «от голода крадет свою собственную курицу». Кража - «самопроизвольное самовознаграждение» за бедлам в экономике - становится нормой. Иван Ильин видел, что так называемые несуны (термин брежневской эпохи) станут составной частью советской экономики, что кража государственного выходит за рамки моральной оценки как деяние справедливое. Было понятно, что жизнь в условиях социализма, тем более долгая, растянувшаяся на несколько поколений, «угашает частную инициативу», укрепляет и без того сильную, характерную для русских пассивность, созерцательные, а также распределительные настроения, веру в то, что задача состоит только в том, чтобы взять у других собственность и «справедливо распределить». Было очевидно, что в условиях советского строя и так слабое чувство свободы, собственного достоинства «угаснет, ибо в рабстве выросли целые поколения». Было видно, что советский человек болен душой, ибо ему внушили, что безумный, противоестественный строй есть высшее достижение человеческой цивилизации. У него появляется «гордыня собственного безумия и иллюзия преуспеяния». Отсюда «трагическое самомнение» советского человека, его «презрительное недоверие ко всему, что идет не из советской, коммунистической России». Иван Ильин понимает, что ко всем негативным последствиям эпохи коммунизма, к увяданию правосознания, к советской нищете и неустроенности быта, к «отвычке от самостоятельного мышления», к «укоренившейся привычке бояться, воровать», привычке к «пресмыкательству» добавятся старые русские духовные болезни, которые обеспечили победу большевикам, «шаткость нравственного характера», «отсутствие творческих идей», «утрата русских органических и священных традиций», «отсутствие политического опыта, чувства реальности, чувства меры, патриотизма и чувства чести у народных масс». И тогда возникает вопрос, на который трудно найти ответ. Если на выходе из советской эпохи русский народ в массе будет в духовном отношении слабее, чем дореволюционный русский народ, если на выходе мы получаем маргинализированный в вопросах и чести, и веры, и патриотизма российский народ, то на чем основана вера того же Ивана Ильина в достойное будущее нашего народа? Откуда возьмутся те «лучшие люди страны», те «искренние патриоты, государственно мыслящие, политически опытные, человеки чести и ответственности», которые, как он надеялся, будут править в новой России, свободной от коммунизма? На чем основана его вера, что, несмотря на все вызванные коммунизмом разрушения личности и духа, «омрачение пройдет и духовные силы воскреснут»? На чем основана вера Ильина в то, что «не иссякли благие силы русского народа, что не оскудели в нем Божии дары»? И здесь мы приходим к выводу, что даже лучшие умы России, оказавшиеся вне страны, в основе всех своих прогнозов об освобождении страны от коммунизма, о духовном преодолении коммунизма имели в виду веру в чудо, веру в Божественный Промысел, который воскресит духовно мертвую коммунистическую Россию, как Иисус воскресил скончавшегося четыре дня назад Лазаря. Понятны причины, закрывавшие от глаз пророков грядущей контрреволюции худшие сценарии русской судьбы. Ни один русский человек, оказавшийся в эмиграции, не мог допустить мысли, что его Родина обречена, что, в сущности, никакой надежды для нее нет ни сейчас, ни в будущем. По этой причине никто из них - ни Николай Бердяев, ни Иван Ильин, ни Николай Алексеев - не делал очевидных выводов из гибели не просто старой России, русской цивилизации, но и всех без исключения классов российского общества. «В России, - писал Бердяев, - разрушена структура социальных классов. Нужно отдать себе отчет в том, что в России сейчас все классы уничтожены, кроме крестьянства. Дворянства и буржуазии как социальных классов в России больше не существует. Коммунистические революции уничтожили попутно и рабочий класс». Об этом же «классовом самоубийстве» старой России свидетельствовал и Ильин: «Русская революция есть редкий случай классовых самоубийств. Началось с революционно-демократического и пассивно-непротивленческого самоубийства буржуазии и интеллигенции. Затем дошла очередь до крестьянства. И параллельно идет самоубийство рабочего класса, опускающегося до состояния индустриального рабства и безработной черни». Алексеев подчеркивал: «Нет тех классов, на которых строилась империя, нет тех служилых людей, которыми она приводилась в движение». Речь шла об уничтожении не просто «старых классов», а всех самодеятельных, культурных классов, на которых держалась и духовная, и производительная жизнь прежней России. К началу 30-х уже не осталось ни крестьянства, ни духовенства, ни предпринимателей. И возникает чисто методологическая проблема, которую не хотели видеть русские мыслители в изгнании и которая, на мой взгляд, приобретает особую актуальность сегодня, в новом русском веке. Согласно мысли Бердяева, уже в 1922 году в России не была возможна никакая классическая реставрация, ибо ничего не осталось от старых классов, на которых держалось старое общество. В Россию пришел, как писал Бердяев, «новый слой, не столько социальный, сколько антропологический слой». Но если в России, как утверждали идеологи грядущей контрреволюции, не было человеческого материала для реставрации политической и социальной, то откуда мог взяться человеческий материал для ожидавшегося ими духовного очищения и религиозного возрождения, для
