Чулков, который за двадцать лет не провел ни одной ночи в настоящей постели. Только после того, как сквозь гардины начинает проникать свет начинающегося дня, исчезают чесальщицы пяток и появляется Разумовский или другой очередной возлюбленный, в объятиях которого Елизавета наконец засыпает. Но человек позади портьер – Чулков – остается на своем посту и бодрствует до тех пор, пока Елизавета не проснется, то есть по большей части до полудня.
Все эти странные привычки имеют очень простое основание. Анна Леопольдовна спала в тот момент, когда Елизавета ее свергла, и теперь она сама боится, как бы ее не постигла ночью такая же участь. Ее суеверие, ее страх патологически преувеличенны, как и все в ней, но не лишены всякого основания. Но с какой стороны может ей угрожать опасность? Народ ее любит, да и кто вообще думает в ту эпоху, когда народные массы в России еще менее умеют самостоятельно мыслить, чем в Западной Европе, о возможности серьезных народных восстаний. Только дворцовая революция может лишить в России монарха трона и жизни.
История русской монархии представляет собой в восемнадцатом веке и впрямь сплошную цепь дворцовых революций, так что один из дипломатов того времени не без основания заметил: 'Русский трон переходит не по наследству и не по избранию, его просто занимают'.
Уже через год после воцарения Елизаветы был своевременно раскрыт один заговор против нее, стоивший фрейлине Лопухиной языка, австрийскому посланнику Ботте его поста, а Марии-Терезии – Силезии. Всякая дворцовая революция происходит под флагом какого-нибудь претендента на престол. Заговор Ботты был затеян в интересах свергнутого с престола малолетнего Иоанна. И Иоанн действительно является единственным опасным, единственным возможным соперником Елизаветы. Он, правда, еще ребенок, не умеющий ни писать, ни читать, но все же ребенок, коронованный когда-то царем, ребенок, изображения которого были отпечатаны на монетах, ребенок, за которого на протяжении года молились во всех русских церквах как за государя.
Этот-то ребенок и лишает Елизавету сна. Тысячи шпионов шныряют по стране, прислушиваются к разговорам придворных, чиновников, солдат: нет ли где-нибудь недовольных существующим режимом и мечтающих об Иоанне. И при иностранных дворах – в Вене, Копенгагене, Лондоне, Париже сидят шпионы, задача которых – выяснять, нет ли какого-нибудь тайного соглашения между приверженцами Иоанна и одной из иностранных держав. Одно несомненно: для того чтобы обезвредить Иоанна навсегда, необходимо, чтобы на глазах народа, на глазах заграницы подле Елизаветы подрастала и упрочивалась новая будущая династия. Вот почему она, почти немедленно после воцарения, выписывает из Гольштинии своего племянника и назначает его наследником престола.
Но Петр хилый и слабый ребенок. Не успел он пробыть и года в России, как чуть было не погиб от болезни. Каждые несколько недель он схватывает какую-нибудь простуду, лихорадку, расстройство желудка. Что будет, если он умрет раньше Елизаветы? Значит, необходимо поскорее раздобыть ему жену, дабы он обзавелся потомством, дабы в случае его преждевременной смерти Елизавета имела нового союзника в ее борьбе против невинного, но опасного ребенка Иоанна. Вот чем объясняется ее торопливость в подыскивании невесты Петру, вот откуда те настойчивые письма, которые Брюммер отправляет от ее имени княгине Цербстской. Поскорее, только бы поскорее!
Теперь невеста налицо. Она здорова и крепка, все политические и религиозные препятствия преодолены. Что может стать на пути немедленной свадьбы? Нечто очень существенное: опасения врачей. В шестнадцать лет Петр выглядит, как четырнадцатилетний мальчик. В отличие от своей тетки, он не обнаруживает ни малейшего нетерпения вступить в брак, и никто из его окружающих не может подметить в нем ни малейших признаков возмужалости.
С невестой своей он как будто в приятельских отношениях. Но если бы кто-нибудь подслушал разговоры этих молодых людей (а это, несомненно, делается), то не услыхал бы ничего, кроме ребяческой чепухи. Екатерина подчиняется во всем желаниям своего жениха. Она готова на все, для всего созрела, на все согласна. Но в результате ей приходится теперь, в пятнадцатилетнем возрасте, делать то, что ей было противно уже в пятилетнем, – играть в куклы! Надо обождать еще минимум год, требуют врачи, од – это необычайно продолжительный период для нетерпения Елизаветы.
Так как ей приходится волей-неволей подождать со свадьбой, то она затевает нечто другое, весьма способствующее поднятию престижа двора в народе: поездку на богомолье в Киев. Великий князь, Екатерина, ее мать и часть свиты посылаются вперед. Елизавета же, личность торой является тяжелым крестом ее министров и надеждой всех врагов России, проделывает значительную часть огромного расстояния от Москвы до Киева – пешком! Подобно предкам ее матери, простым крестьянам, бредет она под защитой икон, бормоча про себя молитвы, часы за часами, по жарким, лишенным тени, бесконечным дорогам России. Удобно развалясь в коляске, провожает ее Разумовский. Ее свита состоит из шестидесяти двух лиц.
Для Екатерины поездка стала сплошным удовольствием. Экипажи устроены так удобно, что в них есть мест; даже для кроватей. Вдоль дороги выстроены местами, специально для этой поездки на богомолье, красивые двор цы, наполненные изысканными яствами и напитками. Так как приходится дожидаться Елизаветы и щадить слабо* здоровье Петра, в день ездят только несколько часов.
Но эта поездка больше, чем простое развлечение, – это грандиозный, великолепный урок наглядного обучения для будущей царицы. Екатерина знакомится с необъятной ширью своей новой родины не только по географической карте, не только по сухим цифрам. Дни и недели едет она через эту страну, видит ее поля, леса, бескрайние степи. Она видит ее величие и ее бедность. Правда, специально для этой поездки дороги приведены в порядок, мосты ремонтированы, верстовые столбы свежевыкрашены. Правда, во всех селениях вокруг коляски теснятся празднично разодетые крестьяне с хлебом и солью, чтобы приветствовать проезжающих. Но позади них толпятся остальные деревенские обитатели, желающие поглядеть 'на царских детей', – истощенные от голода лица, грязные дети, женщины и старики, худые тела которых едва прикрыты лохмотьями.
Это народ, подлинный русский народ, настоящая, непретенциозная, тупая, долготерпеливая опора безграничной царской власти. До сих пор Екатерина видела только блестящий внешний фасад Российского государства, теперь она видит его подлинную подоплеку, преждевременно согбенные работой и нищетой спины, детей с ввалившимися щеками, полуразрушенные, полусгнившие избы, в которых живут эти безымянные миллионы, потом и кровью коих создано великолепие Москвы и Петербурга.
Она еще слишком молода для того, чтобы понять обличающую мощь этого противоречия, она еще воспринимает обе стороны развертывающейся перед ней жизни как нечто само собой разумеющееся, но впоследствии, когда она повзрослеет и будет одинокой, когда она прочтет творения великих реформаторов и мыслителей, тогда она вспомнит о впечатлениях этой поездки. Тогда эти изможденные крестьяне к лохмотьях встанут перед ее духовным взором и преисполнят ее душу пламенными, благодарными намерениями.
Три полных месяца продолжается эта поездка. За это время отношения между женихом и невестой значительно улучшились, стали даже сердечными. Здоровая терпеливая веселость Екатерины медленно, но верно завоевывает доверие робкого, неуклюжего мальчика. Теперь не хватает, пожалуй, только легкого толчка для того, чтобы превратить эту детскую дружбу в любовь. Но от кого же может исходить этот толчок? Екатерина продолжает быть сдержанной, что вполне естественно для молодой девушки, а у Петра, никогда не испытавшего ничьей любви, не хватает мужества внести какое-нибудь изменение в создавшееся положение. Но опытные наблюдатели, особенно же сама Елизавета, не беспокоятся: надо только оставить их вдвоем в спальне! И она снова нетерпеливо борется с сомнениями врачей.
У Елизаветы имеется еще и дополнительное основание торопить со свадьбой: желание поскорее отделаться от княгини Цербстской. Как и всегда, в тех случаях, когда она разочарована, ее быстро вспыхнувшая симпатия сменилась ненавистью и отвращением. Один вид этой неблагодарной особы ей противен, тем более что она не может в данном случае дать ход своему враждебному настроению. Но, даже сдерживая себя, она в достаточной мере умеет показать княгине свое отрицательное к ней отношение. Куда Девались прежние интимные беседы между двумя родственницами? Где прежнее сентиментальное отношение к сестре 'незабвенного жениха'? Княгиня почти не видит больше императрицы. На официальных приемах ей разрешается облобызать ее руку – и только.
Но почему же она не уезжает в Цербст? Екатерина имеет собственную свиту и держится по возможности далеко от матери. Ее официальная миссия окончена, а тайная – со скандалом провалилась. Ее
