Он вышел на берег позже, чем по настилу причала застучали сильные ноги множества людей. Они отозвались музыкой в залитых водой ушах Стерха, и все-таки, не обошлось без происшествий. Кто-то подхватил Стерха под локоть и поволок куда-то, причем от холода и злости на себя, пропустившего последний толчок Жемала, он попробовал упираться, но это было нелепо, потому что кто-то тут же подхватил его сзади и понес чуть не по воздуху… Его оставили в покое, когда он оказался перед мрачным, переваливающимся с ноги на ногу Линдбергом.
«Особняк» облпрокуратуры осмотрел лежащего Стерх и покачал головой:
– Хорош… Ну, рассказывай.
– Девушка в каюте яхты, – сказал Стерх.
Он еще не договорил, а кто-то из окружающих его высоких, забранных в камуфляжку, маски и бронежилеты, с причудливым, чуть ли не штурмовым оружием люди уже разбились на два отряда, один по- прежнему окружал его с Линдбергом, а второй приступил к… вскрытию яхты, не смущаясь ее деликатной природой. Дверь была выломана, внутрь проникло сразу человека три, потом один из них откатился назад, уступая кому-то дорогу.
Стерх огляделся. Он ошибся, в свете обоих очень мощных прожекторов, бьющих теперь с больших и горячих катеров, пришедших из тьмы водохранилища, он увидел третью группу спецназовцев – они окружили Жемала, который показался теперь маленьким, с руками на голове… Нет, он не был маленьким, он просто стоял на коленях, и послушно ждал, пока ребята около него обыщут не то что каждый сантиметр его тела, но каждый шов его спортивного костюма.
– Стерх, – от злости голос Линдберга даже как-то просел, хотя от холода сипеть нужно было бы как раз Стерху, – какого черты ты полез в эту кашу?
Вопрос ответа не требовал. Поэтому Стерх посмотрел на стоящего рядом облома в маске и попросил, явно подлизываясь:
– Можно я посмотрю, что с моим револьвером, а то в него вода попала?
Облом сделал одно движение рукой к полурассгнутой куртке Стерха, и у него в руке оказался «Хиггинс». Парень осторожно подержал револьвер и молча повернулся к Линдбергу.
– В порядке, я же сказал, этот – наш. Верните ему оружие, – отозвался Линдберг.
– Интересная штуковина, – пророкотал парень в маске, и почти вежливо передал Стерху ствол.
Тот взял его двумя пальцами, отрыл барабан, осторожно тряхнул, чтобы пули не вывалились, подул, защелкнул и снова сунул в кобуру под рукой.
– Почему вы так быстро оказались тут, Костя? – спросил Стерх. – Вика к тебе дозвонилась?
– Разумеется, но… Видишь ли Стерх, ей можно было бы и не звонить – телефон в офисе Прорвичей стоял на прослушке. А на дамбе я уже держал этих вот… – Линдберг и сам посмотрел на спецназовцев с довольно сложным чувством, – ребят. Их выделили мне… в достатке, три отделения, больше двух десятков человек.
Группа людей с некоторым трудом миновала борт яхты и ступила на пристань. Впереди, обнимая девушку за плечи, вернее, поддерживая ее, шел огромный бугай, кажущийся еще больше из-за света, падающего с катеров. Оказавшись перед Линдбергом, бугай сделал шаг в сторону и все посмотрели на освобожденную. Это была… Стерх не поверил глазам, но ошибиться не мог. Это была Рая Ивон. Она стояла, чуть покачиваясь, временами закрывая глаза от слабости, от часового, если не больше пребывания в тугих липких повязках. Ее волосы растрепались, край платья был порван, но не очень, в целом, она выглядела невредимой. Стерх сделал шаг вперед.
– Ты в порядке?
Кто-то уже укутывал пленницу одеялом, она посмотрела на Стерха и медленно кивнула. Говорить, по- видимому, она не могла.
– Так, – решительно пророкотал Линдберг. – Не совсем то, чего мы ожидали, верно Стерх?
– Да, – отозвался Стерх. – Похоже, что ловить меня они решили… все-равно на какую девушку.
– Именно, – сказал Линдберг. – Ну все, теперь они от меня не уйдут. – Он осмотрел спецназовцев. – Ребята, выдвигаемся к дому, берем это… теплое семейство. – Он повернулся. – Кстати, Стерх, где Капитанова?.. Я имею в виду ту, живую? Учти, если ты ее не отыщешь, я тебя не просто без лицензии оставлю, я тебя вообще до суда доведу.
Все затопали по причалу, ступили на землю. Стерх, дрожа от холода едва успевал за Линдбергом, на Раю он даже не посмотрел, судя по всему, было, кому о ней позаботится.
– Значит, Вику вы сюда не захватили?
– А зачем? – Линдберг даже не оборачивался, он шагал уверенно и зло, и неизменный Собинов вынужден был идти как-то в припрыжку, чтобы оставаться за плечом своего начальника.
– Правильно, – согласился Стерх. Подумал и сказал уже менее уверенно: – Но если мы вот так вломимся в дом Витунова, он может от всего отпереться.
– Не отопрется, – рявкнул Линдберг. – Отпечаток его пальца найден на фотографии, которой подменили фотографию Марины… Елены Капитановой в доме Халюзина. Под стеклом, понимаешь? Стекло протерли, все протерли, а вот на этой фотографии остался отпечаток. А большего мне и не нужно.
Это действительно был убийственный довод, о таком каждый следователь может только мечтать. Но иногда они и в жизни подворачивались, вот как сейчас.
– Он взял в руки фотографию прежде, чем Жемал подменил ее на ту, что была над столом Халюзина? – переспросил Стерх. – Отлично, теперь, кажется, он действительно спекся… Стоп! А откуда ты все знаешь?
– Через пару дней, когда все успокоится, – проговорил невыразительным тоном Собинов, – я зайду к тебе, Стерх, и выволоку из-под сиденья кресла микрофончик. Сами понимаете, их нам дают лишь на время и под расписку.
– Значит, ты меня прослушивал? – с недоверием и злостью спросил Стерх, обращаясь к Линдбергу.
– Он прослушивал, – Линдберг кивнул на Собинова, – я лишь воткнул устройство в деревяшку под сиденьем, кстати, не самое лучшее место, радисты сказали, что скрипит твое кресло, голосам мешает.
– Ну, Линдберг, ну… – Стерх и сам не знал, что сейчас сделает или скажет.
– Все, хватит, – резко проговорил Линдберг. – Пришли. – Посмотрел на спецназовцев. – Всем – тихо, без криков, будем вести себя цивилизовано.
Они и в самом деле пришли, терраса, на этот раз почему-то не освещенная, темная и пустая стояла перед ними, предлагая войти без всяких сложностей. Спецназовцы уже окружили дом, и без ночного прицела Стерх различил троих слева, у газона, который уходил к воротам и стоянке для автомобилей, трое находились у кустов справа, еще человек пять было, по-видимому, с той стороны, остальные стояли чуть спереди Линдберга с Собиновым и Стерха.
Все притихли, ступали уже осторожнее, хотя следовало признать, что по сравнению с каждым из ребят в масках даже легкий Собинов производил очень много шума. Стерх тоже не мог похвастаться бесшумностью, а Линдберг вообще, кажется, и не собирался не топать. Они поднялись по ступеням, подошли к дверям, закрытым, но не запертым. Линдберг сделал жест одному из ребят в маске, и тот несильно толкнул створки двери, они расползлись в разные стороны. Все вошли.
И оказались в одной из комнат, которые анфиладами уходили к парадной двери, но они сейчас не привлекали внимания. Главное действие происходило в большом, на пол-дома зале, расположенном слева от них. Тихонько, но вполне спокойно, они вошли в зал.
Тут было ярко, жарко, душно. По углам стояли какие-то лавочки, столики с едой, бутылками и емкостями разного калибра и назначения, в углу дымилась от перегрузки довольно мощная, практически студийная музыкальная установка. На нее-то и было устремлено внимание всех пяти или шести десятков людей, собравшихся тут.
Установка не играла, от нее тянулся длинный шнур к микрофону, который держал в руке Витунов- старший. Он говорил:
– Сегодня, дамы и господа, замечательный, знаменательный для моего семейства и, надеюсь, для всех, кто хорошо ко мне относится, день. Сегодня сложилось окончательное решение наших молодых людей, Митяши и… Маргариты.
Эти слова Витунов подкрепил широким жестом, указав на что-то справа от себя, луч прожектора отполз чуть в сторону, и стал виден бледный, взъерошенный Митяша, который под руку поддерживал польку. Вот
