Подчеркивается сверхчувственная суть учения. В несомненной внутренней связи с изречением 18 находится 19-е, где акцентируется нетленность, абсолютность того, что принадлежит этой области ('Блажен тот, кто будет стоять вначале: и он познает конец, и он не вкусит смерти'). Та же идея развивается и в изречении 20, в котором привлекает внимание противопоставление двух форм глагола sope, соответствующих русским 'быть' и 'появиться'. Снова мысль автора обращается к оппозиции – изменчивость видимого начала и незыблемость духовного.
Доминирующему значению последнего в форме указания на господство над материальным миром ('эти камни будут служить вам'), которое дарует человеку приверженность учению Иисуса, посвящено изречение 21. По своему смыслу оно до известной степени перекликается с 7-м и 12-м, где превращение мертвого в живое, как представляется, означает познание.
Многие положения в Евангелии от Фомы повторяются несколько раз, хотя и в разном виде. Такой по сути параллелью изречению 19 служит 55-е, в котором свет назван в качестве начального и конечного состояния учеников Иисуса.
Тема жизни, приобщения к незыблемым ценностям проходит в образной форме и через изречение 22.
Апокриф допускает не одну интерпретацию текста. Дело не только в том, что окончательное суждение не может быть вынесено ввиду нашей малой осведомленности об ассоциациях автора. Но образное мышление предполагает свободу личной фантазии творящего и воспринимающего произведение, читатель становится как бы соавтором, дополняя своим воображением недосказанное. Однако целостность памятника все же определяет границы допустимого толкования. Так, для интерпретации изречения 20 возможны ассоциации с Иисусом, его учениками и тем, что не исчерпывается подверженным разрушению материальным началом (ср. 8!). В сущности каждая ассоциация не исключает другой, поскольку все они в конечном счете имеют отношение к одному ряду значений.
Изречения 19 и 20 связывает 'ключевое слово' ('блажен' – 19, 'блажен' – 20).
Вернемся, однако, немного назад – к изречению 17, посвященному миссии Иисуса, теме, в которой полнее других проявляется своеобразие евангелия. В изречении 2 говорилось о 'царствии' как о некой внематериальной целостности. Оно противоположно 'миру' (та же противоположность очевидна и в изречении 32). Этой оппозиции соответствует оппозиция телесного и духовного (см. 34). В ряду царствия, духа – вечность, жизнь, единство, в ряду мира и плоти – смерть, разделенность {9}. Судьба людей, совмещающих в себе противоположное, зависит от того, что победит. Победа духовного начала означает конец разделенности, растворение в едином и вечном. Путь к спасению от состояния 'мир' к состоянию 'царствие' лежит через самопознание. Дух, заточенный в человеке, возбужденный учением Иисуса, высвобождается, поддержанный духовностью мироздания, сливается с ней.
В этом апокрифе, как и в других, есть два плана изложения. С одной стороны, речь идет об изменениях, о времени, о множестве, с другой – множественность оборачивается единством, время сводится к вечности. Взаимозаменяемость образов, понятий, оппозиций дает знать об этом. И потому в плане времени и множества появляются мифы о духе, об искре света, томящейся в человеке, о гносисе, ее освобождающем, в плане же единства и вечности и гностик, и гносис, и Иисус, и Отец – все они одно. Постоянные переходы от противопоставлений к отождествлениям должны предостеречь от чересчур жестких решений. Они поддерживают установку на поиски, о которой не устают напоминать авторы текстов.
Если изречение 22 говорит о преодолении смерти, что дается познанием (т. е. о вступлении в 'царствие'), то в следующих трех изречениях (23-25) повествуется об отношении этого состояния к противоположному ему, тому, что обозначается словом 'мир'. Изречения 24 и 25 ('ключевое слово': 'хозяева' – 24, 'хозяин' – 25) представляют интерес с точки зрения места отдельных образов в евангелии, а также смысловой и формальной связи между изречениями. В 24-м ученики сравниваются с детьми, расположившимися на поле, им не принадлежащем, т. е. пребывающими в 'мире'. Изречение 25 начинается словами: 'Поэтому я говорю'. Затем новое сравнение с домом и хозяином, а также ворами. Понять его помогает завершающая часть: 'Вы же бодрствуйте перед миром, препояшьте ваши чресла с большой силой, чтобы разбойники не нашли пути пройти к вам. Ибо нужное, что вы ожидаете, – будет найдено!' Роли меняются: разбойники – это 'мир', образ хозяина дома подразумевает учеников. Формальная связь изречений (один и тот же образ) не совпадает с содержательной. Смысл образа меняется, подчиняясь развитию идеи: 'мир' враждебен ученикам, которые должны его опасаться. Эти два изречения предупреждают против того, чтобы намертво закрепить за образом какой-то один смысл, что, однако, не противоречит поискам семантических рядов.
Изречение 26, продолжая тему учеников, возвращает к теме знания. Ей посвящено изречение 27, повествующее о том, как войти в 'царствие'. Оно интересно словесным приемом, с помощью которого дано представление об этом уровне бытия. Чтобы достигнуть его, необходима активность самих учеников ('Когда вы сделаете…'). Условия, при которых можно войти в 'царствие', следующие друг за другом и до известной степени исключающие одно другое (одно – направленное на снятие контрастов 'мира', его множественности, другое – сохраняющее множественность, но в ином качестве), подводят читателя к представлению о 'царствии' как о совсем новом уровне бытия, а вместе с тем чем-то напоминающем 'мир'.
Развивая тему единства, изречение 28 возвращает к другой теме – избранности учеников, тех, кто сможет войти в 'царствие'. Как это изречение, так и предшествующее строятся на контрастности: тема единства тут же оборачивается темой избранничества. Связь между изречениями не только тематическая, но и по 'ключевому слову' ('одним' – 27, 'одно' – 28).
Тема учеников в сущности продолжается и в изречении 29, несмотря на их вопрос, казалось бы уводящий в сторону, – о месте, где находится Иисус. Этот вопрос напоминает изречение 4, в котором говорится о 'месте жизни'. Сходство носит не просто формальный характер. Ответ Иисуса в изречении 29 касается самопознания. Слова о 'месте жизни' в 4-м стоят в таком же контексте, если посмотреть изречения 3 и 5. Отождествление Иисуса со светом внутри 'человека света' соответствует представлению о едином духовном начале в Иисусе и в его учениках. Изречение 29, где Иисус – тот же свет, что есть и в его учениках, помогает истолковать изречения 30 и 31.
Они связаны между собой не только 'ключевым словом' ('твоего брата' – 30, 'твоего брата' – 31), но и более тесно – взаимоотношением учеников между собой. Изречение 30 продолжает тему единства, связанного с переходом к 'царствию' ('Люби брата твоего, как душу твою'). Ей же подчинено и изречение 31.
Изречение 32 лишено привычного начала – 'Иисус сказал'. Это дает основание предположить, что оно является частью предыдущего. Такое сближение будет еще более правомерным, если в 31-м улавливать мысль о переходе к 'царствию'. Изречение 32 (или вторая часть одного изречения, составленного из текстов 31-го и 32-го) раскрывает смысл выражения 'когда ты вынешь бревно из твоего глаза' – речь идет о воздержанности, о преодолении 'мира', с помощью чего можно обрести 'царствие'.
Оно связано с изречением 33 'ключевым словом': 'от мира' (32), 'посреди мира' (33). В последнем слышна уже знакомая тема миссии Иисуса, раскрывающаяся здесь с новой стороны: ведущее место принадлежит чувству сострадания ('Моя душа опечалилась из-за детей человеческих'). Этим изречение 33 перекликается с 30-м. Имеются параллели и образам изречения 33 ('пьяные', 'жаждущие' – 14, 112; 'слепые в сердце своем' – 18, 39; 'пустые' – 101).
С изречением 34 его объединяют как 'ключевое слово' ('во плоти' – 33, 'плоть' – 34), так и общая оппозиция (плоть – дух). 33-е подсказывает гипотезу о смысле 34-го. В 33-м Иисус говорит, что он явился 'во плоти'. Поэтому можно предположительно истолковать фразу 'Если плоть произошла ради духа, это – чудо' в том смысле, что для духа создана плоть Иисуса. Следующая фраза 'Если же дух ради тела, это – чудо из чудес', возможно, также подразумевает миссию Иисуса способствовать освобождению духовного начала, слитого в людях с телесным ('Но я, я изумляюсь тому, что такое большое богатство положено в такую бедность'). Знакомая по изречению 3 оппозиция (бедность – богатство) совпадает с другой (тело – дух).
Тема духовности мироздания продолжается и в изречении 35, сильно затрудняющем исследователей. Здесь Иисус говорит о себе, причем первая часть фразы противопоставляется второй: '…там, где два или один, я с ним'. Истолковать ее помогает греческий вариант изречения: 'Иисус сказал: Там, где [двое? они
