него ни слова, пока не будет главного заезда.
В конце концов им пришлось довольствоваться интервьюированием Даклиса, который сидел на тюке сена, улыбаясь всем огромными черными глазами.
– Моего папу сегодня утлом тошнило четыле лаза. Навелно ему не нлавится фланзуская еда. А у нас каждый день мясо и чипсы.
Наконец разрешили проход по трассе, где Джейку стало еще хуже. Она была значительно длиннее, чем он себе представ лял. Препятствие с водой выглядело шире, чем канал. Тяжелое предгрозовое небо, казалось, опирается на огромный парящий барьер цвета бычьей крови, и Джейк мог стать прямо под жерди параллельных перекладин.
Мелиз, шагающий рядом с ним, морщился от французских ноготков, контрастирующих с фиолетовыми петуньями и алой геранью, стоящих в горшочках с обеих сторон каждого препятствия. Как французы могут иметь такое изысканное чувство цвета в одежде и совершенно не иметь такового в садовом искусстве?
Двое английских репортеров украдкой подобрались к ним.
– Эй, цыган, ты действительно поднял нож на Руперта?
– Прочь, педики, – прорычал Мелиз. – Ему надо запомнить трассу. Вы хотите, чтобы Англия победила или нет? Смотри, тут сложно, – добавил он Джейку, оценивая расстояние между параллельными жердями и комбинацией. – Здесь полушаг. Препятствие с водой жестокое. Вряд ли ты возмешь его сходу. Тебе понадобится хлыст.
– Макулай не нуждается в хлысте, – ответил Джейк сквозь откровенно стучащие зубы. Явная невозможность обойти Змееныша, не говоря уже о Человеке президента, на любом из препятствий парализовала его.
Руперт шел вместе с полковником Роксборо в темных очках, но без шапочки, защищающей от бьющего по голове солнца Бретани. Казалось, он совершенно не обращал внимание на тот эффект, который производил на французских девушек в толпе. Команда немцев шла вся вместе, так же и американцы. Граф Гай в белом костюме от Ива Сен-Лорана был объектом сочувствия. Хотя он и был сильно разочарован, но только философски пожал плечами. По крайней мере, ему не придется прыгать пять кругов в этом заезде, и его лошади будут свежими к кубку Критлдена на следующей неделе.
Айвора Брейна зажала в угол на площадке сбора пресса, и он со своим сильным йоркширским акцентом рассказывал им, что уверен, Джейк размахивал ножом только из-за того, что бифштекс был слишком жесток.
– Пусть бы это сделал Сэм Седлбек, – повторял в тысячный раз Хампти.
Дриффилд был занят продажей лошади по сильно завышенной цене одному из мексиканских наездников.
– Было бы здорово, если бы сейчас состоялись соревнования по выездке жен, – проговорил Руперт. – Я не прочь попробовать свои силы на миссис Людвиг, хотя и миссис Ловелл я бы показал что к чему.
Снова ему захотелось, чтобы тут был Билли. Как никогда ранее сейчас ему были нужны его советы или глупые шутки, чтобы снять напряжение. Явно уже пьяный в десять утра Билли позвонил и пожелал удачи.
Руперт спросил у него о Дженни. Билли горько рассмеялся: – Она как огонь на сыром дереве: если не смотришь за ним все время, он исчезает.
Ничего, на следующей неделе, – размышлял мрачно Руперт, – он вытащит Джейни на ленч и все ей скажет.
Несмотря на отсутствие в финале французских наездников, реклама собрала огромную толпу зрителей. Не было ни одного свободного сидения на трибуне или дюйма ненаклоненной веревки, ограничивающей трассу. Мелиз вздохнул. Если победа будет на стороне Англии, то яркая вспышка плохой прессы о междоусобице наездников в команде может и забудется. Он наблюдал за Рупертом, холодным как сосулька, который в этот момент посылал Змееныша над высоким препятствием на площадке сбора. Джейка нигде не было видно. Наверно снова тошнит.
В два часа появились все четыре финалиста, сопровождаемые каждый своим оркестром. Людвиг выехал первым защищать свой титул на мощной Кларе с желтой налобной повязкой в тон желтым бантам в ее косичках. На ней была попона цвета дубовых листьев осенью. Огромная грудная клетка походила на воронкообразную трубу старинного паровоза. Нетронутые волнением от присутствия толпы, ее глаза светились мудростью и добротой.
Затем выехал Дино на более стройном Человеке президента который со своими длинными ногами выглядел почти жеребенком. Такого же темно-каштанового цвета, как и Клара, он казался вдвое меньше. Дино сидел в седле полностью расслабленным, как молодой князек: оливковая кожа чуть бледнее обычного, шапочка надвинута на самый нос, словно ему начихать на все происходящее.
Третьим появился Руперт. Его глаза были прищурены от солнца. Он стал объектом жужжания кинокамер и приветственных криков из огромной группы английского контингента. Несмотря на то, что рвущийся вперед и вращающий глазами Змееныш пугался всего и пытался отстоять себя, Руперт сидел в седле как вкопанный.
И наконец показался Джейк с застывшим белым лицом в масть морды Макулая, который шел с важным видом, подчеркивая свои крепкие ноги и наслаждаясь криками приветствия.
Как на военном совете, четыре наездника выстроились в одну линию перед ложей президента, при этом оркестры сопровождения образовали яркий пурпурно-золотой квадрат за ними. Ле Риво редко мог получить более захватывающее дух представление: флаги, обмякшие на жаре, алые френчи, плюмажи солдат, сверкающие духовые инструменты, изумрудно-зеленая от постоянного полива трава, лес, который, казалось, тлел в своей темно-зеленой комариной неподвижности, а вдалеке сияло синим цветом вероники море. Оркестры начали исполнять национальный гимн, при этом каждый удар тарелок и барабанов заставлял Змееныша и Человека президента плясать на месте от ужаса. Макулай и Клара стояли на краях шеренги как изваяния.
Фен, у которой ломило все тело от скребка и щетки, а пальцы болели от заплетания косичек, стояла в своей красной тенниске и ожидала возвращения Макулая на площадку сбора. Она нервничала значительно сильнее, чем обычно. Сегодня ей придется играть более важную роль. С тремя другими конюхами она проведет все соревнования в отгороженной части арены и будет менять седло Джейка для каждой новой лошади. Рядом стояла Диззи: без лифчика, восхитительно смотревшаяся в розовой тенниске. Однажды и я
