Он совершенно не умел вести себя за столом. Ел он очень быстро, умудряясь при этом не переставая говорить. Сейчас он втягивал соус, поглощая устрицы и производя такой шум, который может сравниться разве что с шумом воды, вытекающей из ванны. Боже, как же жарко было в ресторане, я совершенно взмокла. Но не могла же я снять блейзер!
— Вчера я обедал с Джереми, — сказал Гарэт, вытирая жирный подбородок.
— Как это ты нашел для этого время?
— Я всегда нахожу время для важных дел. Кажется, я нашел для них квартиру.
— Очень мило с твоей стороны. И где?
— На Кенсингтон, прямо за углом от меня.
— Разве они могут себе это позволить? У Джереми нет таких денег.
— У Гасси есть. Она собирается купить этот дом.
— Джереми не согласится на это.
— Согласится. Я убедил его в том, что это очень разумно. Они могут сдать нижний этаж, что позволит им выплатить ссуду, а это значит, что они смогут пожениться в следующем месяце, вместо того, чтобы ждать до ноября.
Его лицо приняло отстраненное выражение. Так затихает вулкан после того, как стер с лица земли целые поселки. Я готова была убить его, но мне приходилось сдерживаться, чтобы не выдать себя.
— Они, наверное, вне себя от радости, — сказала я.
— Конечно. Думаю, что Гасси попросит тебя быть подружкой невесты.
От злости я не могла произнести ни слова. К счастью, тут к нам подошла хорошенькая официантка.
— Все в порядке, сэр? — улыбнулась она, глядя на него с обожанием.
— Просто чудесно.
Он окинул ее таким взглядом, что я разозлилась еще больше.
— Сколько нам еще осталось ехать? — спросила я, когда мы сели в машину.
— Миль двадцать-тридцать. Не больше.
Звезды теперь сияли со средиземноморским великолепием. Сладко пахло свежескошенным сеном. Легкокрылые мотыльки крутились в ярком свете фар, не в силах вырваться из плена. Воздух, казавшийся прохладным, когда мы неслись на большой скорости, снова становился горячим, как только Гарэт придерживал машину на поворотах. Мы въехали на эстакаду Ридминстера.
— Посмотри, — сказал Гарэт, показывая вверх.
На огромном ярко освещенном плакате было выведено слово «Ллевелинс».
— Ты? — удивленно спросила я.
— Я. В один прекрасный день я стану более знаменитым, чем Тейлор Вудроу.
— Ты меня удивляешь. Зачем же тебе работать? У тебя уже и так куча денег. Неужели тебе этого недостаточно?
— Прелесть моя, у тебя, наверное, что-то не в порядке с головой. Разве ты не стремишься выиграть в любой игре?
— Для тебя так важен выигрыш?
— Безусловно. Почему бы не иметь Роллс-Ройс и приличный дом в Лондоне, и виллу во Франции? А если добавить к этому еще и парочку хороших картин, скаковых лошадей да яхту в Средиземном море — вы просто молодец!
— Значит, для тебя так важны все эти атрибуты шикарной жизни?
— И для тебя тоже, — сказал Гарэт. — Тебе больше, чем кому бы то ни было, важно чувствовать себя сибариткой, иметь воздыхателей, которые бы водили тебя по роскошным ресторанам, дарили меха и отправляли самолетом на модные курорты. Ты никогда не решишься связать свою жизнь с человеком несостоятельным.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он не дал мне и слова вставить.
— Джереми такой же, как ты. Ему повезло, что он женится на Гас, у которой есть деньги.
— Джереми может сам заработать на жизнь писательским трудом, — поспешно сказала я.
— Чепуха! Какой из него писатель! Держу пари, что ты не поняла ни слова в этих его поэмах, от которых ты, по твоим словам, без ума. И знаешь почему? Потому что в них нечего понимать.
— Я думаю, ты говоришь это из зависти к его таланту, — со злостью сказала я.
— Не надо быть такой неискренней, милая. В его синих глазах значительно больше поэзии, чем в его стихах.
— А мне казалось, что ты его друг.
— Да, конечно. Но предпочитаю сделать для него что-нибудь конкретное, например, найти жилье, вместо того, чтобы проливать слезы умиления над его «поэзией».
От возмущения я не могла произнести ни слова.
— Мы будем на месте через десять минут, — сказал Гарэт.
Я начала подкрашиваться.
Он включил свет в машине, чтобы мне было лучше видно, а потом сказал: «Поосторожней с боевой раскраской!»
— Почему? — спросила я, подрисовывая соблазнительный изгиб на нижней губе.
— Потому что Джереми принадлежит Гасси.
— И?
— А ты едешь с единственной целью — оторвать его от нее.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— О, нет. Прекрасно понимаешь. Чего стоит этот спектакль, который вы оба недавно разыгрывали, не общаясь друг с другом, если кто-нибудь находился поблизости и бросаясь друг к другу, как только оставались одни. Я же слышат: «О, дорогой, нам придется контролировать себя».
Он мастерски скопировал мой голос.
— Гасси — моя давнишняя подруга, — сказала я спокойно.
— В этом-то и проблема. Ты ей завидуешь.
— Завидую? Я? Гасси? Ты, наверное, шутишь.
— Завидуешь, потому что, несмотря на твою внешность, ее все любят больше, чем тебя.
— Не правда, — сказала я, стиснув зубы. — Гасси моя подруга, и меня совершенно не интересует Джереми.
— Ну и прекрасно, — примирительно заметил Гарэт. — И продолжай в том же духе. Вот мы и приехали!
Он свернул с дороги в длинную тенистую аллею. Сжав кулаки, я пыталась сдержать подступившую злость. «Спокойно, — говорила я сама себе, — Джереми без ума от тебя, а Гарэт просто проверяет твою реакцию». Гарэт потянулся.
— Какая превосходная перспектива: целых три дня для сна, секса и солнца!
— Что касается секса, на меня можешь не рассчитывать.
— Вот уж и не собирался.
Как раз в то самое время, как я готова была к сокрушительному ответу, мы выскочили из аллеи и оказались почти у самой кромки воды. Небо было похоже теперь на усыпанное звездами знамя. На воде чернели корпуса яхт. Вдали смутно вырисовывались очертания мрачных остроконечных башен Оксфорда.
С ближайшей яхты к нам навстречу спешил Джереми. Никогда и никому в жизни я так не радовалась. Мне хотелось броситься со слезами к нему на грудь.
— Привет! — сказал он. — Нормально доехали? Я помогу с чемоданами.
— Мне ужасно неудобно, что мы так задержались, — сказала я.
— Ничего страшного. Гарэт звонил днем и предупредил, чтобы мы не ждали вас раньше полуночи.
Свет фар выхватил из темноты яхту. Ярко-красная, она, как цыганская кибитка, была разрисована голубым, желтым и зеленым. Латунные детали сверкали. За окнами салона пламенели алые занавески. Золотыми буквами, окаймленными голубым, было выведено ее название: «ЛЕДИ ГРИЗЕЛЬДА».
— Хороша! — воскликнула я.
Помогая мне подниматься по трапу, Джереми не только не сжал мою руку, но и не прореагировал на мой
