будто пытался запечатлеть черты в своей памяти.
— Гас не заслуживает того, чтобы причинить ей боль, и ты это знаешь не хуже меня. Во всяком случае, не время сейчас, когда Гарэт готов разнести все к чертям. Если у нас с тобой и есть будущее, а я в этом уверен, давай подождем до возвращения в Лондон.
Я чуть было не взбунтовалась, но вовремя поняла, что вряд ли чего-нибудь достигну, признавшись, что часть удовольствия от победы над ним как раз и заключается в том, чтобы доставить неприятность Гасси и Гарэту.
— Осталось переждать только сегодня и понедельник, — продолжат он. — Во вторник мы вернемся в Лондон, а в среду можем встретиться и решить, как нам быть дальше. Ты так многое значишь для меня, что наверное, можно немного подождать.
Я кивнула, взяла его руку и запечатлела поцелуй на его ладони.
— Хорошо, я подожду, — сказала я.
Кончиками пальцев он скользнул вдоль вены на внутренней стороне моей руки и, добравшись до шрама на запястье, спросил:
— Чем это ты?
— Бритвой. В тот день, когда Ксандр женился на Памеле. Я тогда почувствовала, что от меня отрывают единственного человека, который меня по-настоящему любит.
Он наклонил голову и поцеловал шрам.
— За тобой нужно присматривать, правда? Держись и доверься мне, маленькая. Ждать осталось не долго.
Когда он ушел, я досушила волосы и спустилась вниз, чувствуя, как мною овладевает полное и радостное спокойствие. Путь теперь был расчищен, и Гарэт ничего не сможет сделать.
Обе девицы плавали в бассейне, стараясь не замочить свои накрашенные физиономии, вдохновляемые присутствием Гарэта, который сидел на краю, болтая с Рики и Андреасом и потягивая «Кровавую Мэри». Он недавно вылез из воды: его черные волосы мокрыми завитками падали ему на лоб.
— Я безусловно не собираюсь больше терпеть вокруг себя подхалимов, — заявил Рики.
— А я безусловно не собираюсь терпеть подхалимок, — сказал Гарэт. — Я думаю, нам пора. О, это ты, Октавия. Чистая душой и телом, я надеюсь.
Мужчины, все трое, взглянули на меня. Это трио действовало на нервы.
— Октавия пока что ни разу не приготовила нам ничего на яхте. Так что придется мне сегодня снова покорно исполнять роль открывателя консервных банок. И я уже не жду поворота в судьбе.
— В нашем доме поворот имеет место только в одном случае, — сказал Рики, весело смеясь, — когда Джоан поворачивает Роллс-Ройс вокруг столба в воротах.
— Кто тут произносит мое имя всуе? — спросила Джоан, — входя в ворота в сопровождении Гасси и Джереми, буквально сгибающихся под тяжестью даров огорода.
— Смотрите, — воскликнула Гасси. — Ну разве Джоан не ангел? У нас сегодня на ужин будет аспарагус и клубника.
— По крайней мере, нас минует участь заболеть цингой, — сказал Гарэт, улыбнувшись Джоан.
Он поднялся.
— Нам пора.
— Ты пошла бы и переоделась, дорогая, — сказал Рики. — А я прогуляюсь с ними к сараю. Заодно и собаки пробегутся. Я не долго.
Он торопливо пошел в дом.
— Как жалко, что мы приглашены на ужин, — сказала Джоан, целуя Гасси. — Когда узнаешь номер своего телефона, пришли мне открытку. Алисон и Питер тебе позвонят. Я знаю, вы сблизитесь.
— До свидания, Октавия.
Она, как обычно, холодно чмокнула меня в щеку.
— Ты как-нибудь должен привести к нам миссис Смит, — сказала она Гарэту. — Я слышала, что она совершенная очаровашка.
Это слово появилось в ее лексиконе только после того, как Памела начала выходить в свет.
Рики вернулся, неся книгу для посетителей.
— Вы должны все расписаться здесь, перед тем, как уйдете.
Он всегда так делал, чтобы помнить, кто должен возместить ему убытки.
Я не решилась посмотреть на Джереми, когда Гасси расписывалась за них обоих, оставив их новый адрес.
— Вообще-то мы там будем жить не раньше, чем через месяц-два, — сказала она, лучезарно улыбаясь всем вокруг.
Андреас расстался с нами на краю луга. Он не был создан для сельских прогулок.
— До свидания, Октавия, — сказал он. — Подумай над тем, что я тебе сказал. Мы можем больше не увидеться.
— Вот дерьмо, — сказал Гарэт, как только мы отошли на достаточное расстояние, чтобы нас нельзя было слышать.
— Я знаю, — ответил Рики, — но исключительно умное.
Глава десятая
После всех волнений недавней встречи с Джереми весь остаток дня я вела себя ужасно. Когда мы плыли навстречу вечеру вдоль полей лютиков и мимо нависших деревьев, я заставила Джереми учить меня управлять яхтой. При этом я старалась все время поворачивать к берегу, так что ему приходилось постоянно держать свои руки на моих, чтобы яхта шла прямо. Гасси, казалось, ничего не замечала. Она лучезарно улыбалась нам обоим. Гарэт готовил компот.
После ужина Гасси потащила упирающегося Джереми через поля посмотреть Нормандскую церковь. А Гарэт и я, оставшись вдвоем на яхте, пили бренди. Ночь была очень жаркой и тихой. Где-то рядом, в зарослях, ухала сова. На темном небе затрепетала, как белый мотылек, первая звездочка. Гарэт закурил сигару, чтобы отогнать комаров. По радио передавали третий фортепьянный концерт Бетховена.
«Если бы здесь был Джереми!» — подумала я. Но и так сегодня был достигнут большой прогресс. Мне казалось, что ничто не сможет омрачить моего счастья.
Гарэт поднялся, выбросил за борт сигару и перешел на другую сторону, вглядываясь в темнеющий горизонт.
— Ну и как проходит твой уик-энд, полный солнца, секса и долгого сна? — спросила я.
— Он не так богат событиями, как твой, — ответил Гарэт.
Он подошел и навис надо мной, смотря на меня сверху вниз, огромный на фоне неба. Мое сердце глухо и неприятно забилось: вдруг он попытается взять реванш.
— Я налью себе еще, — сказала я, быстро вскочив на ноги и направляясь в салон.
Гарэт пошел за мной.
— Ты еще не начала удивляться, что я не преследую тебя?
Я обернулась.
— Поскольку ты, кажется, не упустишь любой возможности, это приходило мне в голову.
Он пристально посмотрел на меня и улыбнулся.
— Причина в том, что я не выношу самок, а ты — самая откровенная из тех, кого я когда-либо встречал.
Шарах! Я влепила ему пощечину.
Он не шелохнулся, даже не поднес руки к лицу.
— И это подтверждает мою теорию, — сказал он, доставая из кармана брюк пачку сигарет и протягивая одну мне. Я молча покачала головой, сама потрясенная тем, что сделала. Он аккуратно вытащил сигарету и прикурил ее.
— Ты вообще не в моем вкусе, — продолжал он. — Я люблю женщин нежных и любящих, мягких и добрых. Таких ранимых, что мне хочется их защитить, как маленького котенка или девочку, потерявшуюся на улице. Женщин, которые не считают, что я должен любить их больше, чем они меня. Может быть, когда-то давно, до того, как все стали тебя баловать, ты и была такой, но не сейчас. Сейчас ты такая
