встречи.
Лицо леди Брекон смягчилось.
— Это все, что я хочу знать, мое милое дитя. А Вэйн любит вас?
— Я уверена, — отвечала Кэролайн.
— В таком случае я счастлива, — сказала леди Брекон, крепко сжимая руку Кэролайн. — Я так долго молилась, чтобы Вэйн полюбил кого-нибудь и чтобы его полюбили не за его положение и даже не за внешность, но ради него самого. Я, быть может, пристрастна, но, по-моему, Вэйн прекрасный и очень обаятельный человек.
Я всегда мечтала, чтобы он нашел себе любящую жену.
Кэролайн взглянула на нее вопросительно:
— Значит, вы на меня не сердитесь?
— Нисколько. Вы мне понравились сразу же, как я увидела ваше милое личико, и за то короткое время, что вы пробыли здесь, я вас искренне полюбила. Никому другому я не доверила бы с такой готовностью счастье моего сына.
— Благодарю вас.
Кэролайн неожиданно опустила голову и поцеловала руку, сжимавшую ее пальцы.
— Милая моя, — воскликнула леди Брекон со слезами на глазах, — поцелуйте меня как следует.
Губы Кэролайн коснулись нежной щеки.
Когда леди Брекон отпустила ее руку, Кэролайн сказала:
— Ваше доверие — большая честь для меня.
— Я убеждена, что могу доверять вам всецело. Я даже не спрашиваю, в чем причина такой поспешности.
И не скажу, что она кажется мне неподобающей. Вы и Вэйн должны следовать голосу своего сердца. Я буду только молиться о вас!
Кэролайн чуть не разрыдалась от этих простых и ласковых слов.
— Вы слишком добры… Я этого не заслуживаю.
— Нет, Кэролайн, не говорите так. Вы мне сказали, что пошли на это потому, что любите Вэйна, и это я могу понять. Мы все способны на странные и даже героические поступки ради того, кого мы любим истинно и всем сердцем.
Ее слова эхом отозвались в памяти Кэролайн:
— Подумать только, почти то же самое мне сказал отец. Он сказал, что любая жертва оправдана и никакой риск не страшен ради любимого человека.
— Ваш отец был прав, — сказала тихо леди Брекон. — Никакой риск не страшен.
— Тогда я знаю, что поступаю правильно, — сказала Кэролайн. — Благодарю вас, а теперь мне пора.
— Одну минуту, — остановила ее леди Брекон. — Дерните, пожалуйста, шнурок, моя милая.
Кэролайн повиновалась. В соседней комнате раздался слабый звук колокольчика. В ту же минуту в дверях появилась Доркас. Леди Брекон взглянула на свою горничную и прочла на ее лице ответ на свой безмолвный вопрос.
— Так ты слышала, Доркас? Принеси мне фамильную вуаль для ее светлости и мои драгоценности.
Доркас поднесла свечу к тлеющим в камине углям и ею зажгла канделябры на каминной полке. Теплый золотистый свет разогнал тени. Из большого сундука в дальнем конце комнаты она достала и поднесла к постели что-то тщательно завернутое в белую бумагу.
— Это фамильная вуаль, дорогая, — сказала леди Брекон. — Я хочу, чтобы вы надели ее. В ней венчалась я сама и многие другие невесты Бреконов.
— С удовольствием, — просто отвечала Кэролайн.
Доркас снова приблизилась к постели, на этот раз с большой четырехугольной шкатулкой, обтянутой голубой кожей с инициалами леди Брекон и короной на крышке. Она поставила шкатулку у постели и подала ее светлости ключ.
— Я давно уже не видела своих драгоценностей, не говоря уже о том, чтобы надевать их, — сказала леди Брекон. — Это мои собственные вещи. Фамильные Драгоценности в банковском сейфе в Лондоне.
Она открыла шкатулку, и Кэролайн увидела сверкающие на бархатных подушках кольца, браслеты и броши. Подняв верхнее отделение, леди Брекон достала из нижнего бриллиантовую тиару. Она была великолепной работы и охватывала всю голову.
Искусно оправленные камни образовывали цветы, ослепительно сверкавшие в свете свечей и казавшиеся живыми. Леди Брекон вложила блистающую диадему в руки Кэролайн.
— Мой свадебный подарок вам, моя прелестная будущая невестка.
— О нет, как я могу принять такое?
— Это мое желание, — твердо сказала леди Брекон. — Это моя собственная вещь и лучшее, что я могу вам дать.
— Благодарю вас от всего сердца, — отозвалась Кэролайн и снова наклонилась поцеловать леди Брекон.
Взяв вуаль, она простилась с леди Брекон и направилась к двери. Доркас распахнула ее перед Кэролайн и, к удивлению девушки, последовала за ней и в коридор. Она явно хотела ей что-то сказать, причем так, чтобы не слышала леди Брекон, и Кэролайн ждала, пока она заговорит. Доркас выглядела более худой и угловатой, чем когда-либо, но, когда она заговорила, голос ее звучал мягче, чем обычно:
— Я хочу пожелать вашей светлости счастья.
— Благодарю вас, Доркас.
— Вы его найдете, миледи, потому что вы обладаете редкой отвагой, — сказала вдруг Доркас. — Не бойтесь, если кое-что покажется вам странным.
— Благодарю вас, Доркас, — серьезно отвечала Кэролайн. — Я постараюсь не бояться.
— Постарайтесь, миледи, — сухо продолжала Доркас. — Иногда все оказывается не таким, каким может показаться.
Кэролайн хотела спросить, что означало это загадочное замечание, но не успела она задать свой вопрос, как Доркас отступила в спальню леди Брекон и осторожно закрыла за собой дверь.
Кэролайн вернулась к себе. Мария ожидала ее, все еще в состоянии крайнего возбуждения.
— Миледи, ума не приложу, куда вы делись. А что это у вашей милости в руках?
Кэролайн подала ей вуаль и тиару.
— Помоги мне надеть это.
— Миледи, какая красота! — воскликнула Мария и, не переставая щебетать, принялась закреплять вуаль на голове Кэролайн сверкающей тиарой.
Кэролайн не слушала ее. Она думала о приветливости леди Брекон и неожиданных словах поддержки от Доркас. Нет, она ничего не побоится!
Вэйн может быть сердит на нее, но по крайней мере в этом своем гневе он забыл о прежнем намерении — удалить ее из своей жизни.
Как бы это ни было тяжело, какие бы ужасы ни ожидали ее, все было лучше, чем разлука с ним, говорила себе Кэролайн. Она так верила в свою любовь, настолько была убеждена, что они с Вэйном созданы друг для друга, что его тайна, которую она скоро сможет разделить с ним, не внушала ей опасности. Она была абсолютно уверена, что их соединила сама судьба и что в конце концов все устроится лучше, чем если бы они встретились где-нибудь в обществе.
Вспоминая свое равнодушие к восхищавшимся ею мужчинам, Кэролайн задавала себе вопрос: полюбила ли она Вэйна так глубоко, с такой всепоглощающей страстью, если бы они познакомились где-нибудь на балу и он принялся бы ухаживать за ней с той учтивостью, элегантностью и изысканностью, которые свойственны великосветским романам.
Почему-то это казалось ей маловероятным.
Нет, их любовь должна была быть именно такой, тревожной и пылкой. Может быть, пройдя испытания трудностями, она только станет сильнее и, очистившись и возвысившись, останется с ними навсегда.
Мария отступила на шаг полюбоваться своим искусством.
— Ну, вот, миледи, я кончила. Никогда еще я не видела вашу милость такой красивой!
