—Вкус соленой слезы.Покурить, например…Но нельзя прерывать, —И мелькает в умеМоя бедная «мать».Дома я свежий лукНа закуску крошу,Забываюсь – и вслухЭто произношу.И глядит мне сосед —И его ребятня —Укоризненно вслед,Осуждая меня.‹Между 1970 и 1978›* * *Стареем, брат, ты говоришь.Вон кончен он, недлинныйСтаринный рейс Москва – Париж, —Теперь уже старинный.И наменяли стюардессИ там и здесь, и там и здесь — И у французов, и у нас, —Но козырь – черва и сейчас!Стареют все – и ловелас,И Дон-Жуан, и Греи.И не садятся в первый классСбежавшие евреи.Стюардов больше не берут,А отбирают – и в Бейрут.Никто теперь не полетит:Что там – Бог знает и простит… Стареем, брат, седеем, брат, —Дела идут, как в Польше.Уже из Токио летят.Одиннадцать – не больше.Уже в Париже неуют:Уже и там витрины бьют,Уже и там давно не рай,А как везде – передний край.Стареем, брат, – а старикамЗдоровье кто утроит?А с элеронами рукамРаботать и не стоит.И отправляют нас, седых,На отдых – то есть бьют под дых!И все же этот фюзеляж —Пока что наш, пока что наш…‹Между 1973 и 1978›* * *Муру на блюдедоедаю подчистую.Глядите, люди,как я смело протестую!Хоть я икаю,но твердею, как Спаситель, —И попадаюза идею в вытрезвитель.Вот заиграла музыка для всех —И стар и млад, приученный к порядку,Всеобщую танцуют физзарядку, —Но я рублю сплеча, как дровосек:Играют танго – я иду вприсядку.Объявлен рыбный день – о чем грустим!Хек с маслом в глотку – и молчим, как рыбы.Не унывай: хек – семге побратим…Наступит птичий день – мы полетим,А упадем – так спирту на ушибы! ‹Между 1976 и 1978›* * *В Азии, в Европе лиРодился озноб —Только даже в опереКашляют взахлеб.Не поймешь, откуда дрожь – страх ли это, грипп ли:Духовые дуют врозь, струнные – урчат,Дирижера кашель бьет, тенора охрипли,Баритоны запили, ‹и› басы молчат.Раньше было в опереСкладно, по уму, —И хоть хору хлопали —А теперь кому?! Не берет верхних нот и сопрано-меццо,У колоратурного не бельканто – бред, —Цены резко снизились – до рубля за место, —Словом, все понизилось и сошло на нет.Сквозняками в опереДует, валит с ног,Как во чистом во полеВетер-ветерок.Партии проиграны, песенки отпеты.Партитура съежилась, ‹и› софит погас,Развалились арии, разошлись дуэты,Баритон – без бархата, без металла – бас.Что ни делай – всё старо, —Гулок зал и пуст.Тенорово сереброВытекло из уст.Тенор в арье Ленского заорал: «Полундра!» —Буйное похмелье ли, просто ли заскок?Дирижера Вилькина мрачный бас-профундоЧуть едва не до смерти струнами засек.‹До 1978›* * *Мажорный светофор, трехцветье, трио,Палитро-партитура цвето-нот.Но где же он, мой «голубой период»?Мой «голубой период» не придет!Представьте, черный цвет невидим глазу,Все то, что мы считаем черным, – серо,Мы черноты не видели ни разу — Лишь серость пробивает атмосферу.И ультрафиолет, и инфракрасный,Ну, словом, все что чересчур – не видно, —Они, как правосудье, беспристрастны,В них все равны, прозрачны, стекловидны.И только красный, желтый цвет – бесспорны,Зеленый – тоже: зелень в хлорофилле, —Поэтому трехцветны светофоры‹Для всех› – кто пеш и кто в автомобиле.Три этих цвета – в каждом организме,В любом мозгу – как яркий отпечаток, —Есть, правда, отклоненье в дальтонизме,Но дальтонизм – порок и недостаток.Трехцветны музы – но как будто серы,А «инфра-ультра» – как всегда, в загоне, —Гуляют на свободе полумеры,И «псевдо» ходят как воры в законе.Всё в трех цветах нашло отображенье —Лишь изредка меняется порядок.Три цвета избавляют от броженья —Незыблемы, как три ряда трехрядок.‹До 1978›* * *Возвратятся на свои на кругиУраганы поздно или рано,И, как сыромятные подпруги,Льды затянут брюхо океана.Словно наговоры и наветы,Землю обволакивают вьюги, — Дуют, дуют северные ветры,Превращаясь в южные на юге.Упадут огромной силы токиСо стальной коломенской версты — И высоковольтные потокиСтанут током низкой частоты.И взовьются бесом у антенны,И, пройдя сквозь омы, – на релеДо того ослабнут постепенно,Что лови их стрелкой на шкале.… В скрипе, стуке, скрежете и гудеСлышно, как клевещут и судачат.Если плачут северные люди —Значит, скоро южные заплачут.‹До 1978›* * *У профессиональных игроковЛюбая масть ложится перед червой, —Так век двадцатый – лучший из веков —Как шлюха упадет под двадцать первый.Я думаю – ученые наврали —Прокол у них в теории, порез:Развитие идет не по спирали,А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.‹До 1978›IЧасов, минут, секунд – нули, —Сердца с часами сверьте:Объявлен праздник всей земли —День без единой смерти!Вход в рай забили впопыхах,Ворота ада – на засове, — Без оговорок и условийВсе согласовано в верхах.Ликуй и веселись, народ!Никто от родов не умрет,И от болезней в собственной постели.На целый день отступит мрак,На целый день задержат рак,На целый день придержат душу в теле.И если где – резня теперь, —Ножи держать тупыми!А если бой, то – без потерь,Расстрел – так холостыми.Нельзя и с именем ЕгоСвинцу отвешивать поклонов.Во имя жизни миллионовНе будет смерти одного!И ни за чёрта самого,Ни за себя – ни за когоНикто нигде не обнажит кинжалов.Никто навечно не уснет,И не взойдет на эшафотЗа торжество добра и идеалов.И запылают сто костров —Не жечь, а греть нам спины.И будет много катастроф,А жертвы – ни единой.И, отвалившись от стола,Никто не лопнет от обжорства.И падать будут из притворстваОт выстрелов из-за угла.Ну а за кем недоглядят,Того нещадно оживят —Натрут его, взъерошат, взъерепенят:Есть спецотряд из тех ребят,Что мертвеца растеребят, —Они на день случайности отменят.Забудьте мстить и ревновать!Убийцы, пыл умерьте! Бить можно, но – не убивать,Душить, но – не до смерти.В проем оконный не стремись —Не засти, слазь и будь мужчиной! —Для всех устранены причины,От коих можно прыгать вниз.Слюнтяи, висельники, тли — Мы всех вас вынем из петли,Еще дышащих, тепленьких,в исподнем.Под топорами палачейНе упадет главы ничьей — Приема нынче нет в раю господнем! II… И пробил час – и
