день возник, —Как взрыв, как ослепленье!То тут, то там взвивался крик:«Остановись, мгновенье!»И лился с неба нежный свет,И хоры ангельские пели, —И люди быстро обнаглели:Твори что хочешь – смерти нет! Иной – до смерти выпивал,Но жил, подлец, не умирал,Другой —в пролеты прыгал всяко-разно,А третьего душил сосед,А тот – его, – ну, словом, всеДобро и зло творили безнаказно.И тот, кто никогда не зналНи драк, ни ссор, ни споров, —Тот поднимать свой голос стал,Как колья от заборов.Он торопливо вынималИз мокрых мостовых булыжник, — А прежде он был – тихий книжникИ зло с насильем презирал.Кругом никто не умирал, —И тот, кто раньше понималСмерть как награду или избавленье,Тот бить стремился наповал, —А сам при этом напевал,Что, дескать, помнит чудное мгновенье.Ученый мир – так весь воспрял, —И врач, науки ради,На людях яды проверял —И без противоядий!Вон там устроила погром —Должно быть, хунта или клика, —Но все от мала до великаЖивут – все кончилось добром.Самоубийц – числом до ста —Сгоняли танками с моста,Повесившихся скопом оживляли.Фортуну – вон из колеса…Да, день без смерти удался! —Застрельщики, ликуя, пировали.… Но вдруг глашатай весть разнесУже к концу банкета,Что торжество не удалось:Что кто-то умер где- то —В тишайшем уголке земли,Где спят и страсти, и стихии, — Реаниматоры лихиеТуда добраться не смогли.Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?!И как уговорил он смерть?Ей дали взятку —смерть не на работе.Недоглядели, хоть реви, —Он взял да умер от любви —На взлете умер он, на верхней ноте!‹До 1978›* * *Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.Невнятно выглядел я в немИ неприглядно.Во сне – ‹и› лгал, и предавал,И льстил легко я…А я ‹и› не подозревалВ себе такое!… Еще – сжимал я кулакиИ бил с натугой, —Но мягкой кистию руки,А не упругой…Тускнело сновиденье, ноОпять являлось:Смыкал я веки – и оноВозобновлялось! … Я не шагал, а семенилНа ровном брусе,Ни разу ногу не сменил —Трусил и трусил.Я перед сильным лебезил,Пред злобным – гнулся…И сам себе я мерзок былНо не проснулся.Да это бред – я свой же стонСлыхал сквозь дрему!Но – это мне приснился он,А не другому.Очнулся я – ‹и› разобралОбрывок стона,И с болью веки разодрал —Но облегченно.И сон повис на потолке —И распластался…Сон – в руку ли? И вот в рукеВопрос остался.Я вымыл руки – он в спинеХолодной дрожью!… Что было правдою во сне,Что было ложью?Коль этот сон – виденье мне, —Еще везенье!Но – если было мне во снеЯсновиденье?!Сон – отраженье мыслей дня? Нет, быть не может!Но вспомню – и всего меняПерекорежит.А после скажут: «Он вполнеВсё знал и ведал!..» —Мне будет мерзко, как во сне,В котором предал.Или – в костер! Вдруг нет во мнеШагнуть к костру сил, —Мне будет стыдно, как во сне,В котором струсил.Но скажут мне: «Пой в унисон —Жми что есть духу!..» —И я пойму: вот это сон,Который в руку!* * *Зарыты в нашу память на векаИ даты, и события, и лица,А память – как колодец глубока:Попробуй заглянуть – навернякаЛицо и то неясно отразится.Разглядеть, что истинно, что ложно,Может только беспристрастный суд:Осторожно с прошлым, осторожно —Не разбейте глиняный сосуд! Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз — Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.Одни его лениво ворошат,Другие неохотно вспоминают,А третьи – даже помнить не хотят,И прошлое лежит, как старый клад,Который никогда не раскопают.И поток годов унес с границыСтрелки – указатели пути, —Очень просто в прошлом заблудиться — И назад дороги не найти.Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.С налета не вини – повремени:Есть у людей на всё свои причины —Не скрыть, а позабыть хотят они, —Ведь в толще лет еще лежат в тениЗабытые заржавленные мины.В минном поле прошлого копаться —Лучше без ошибок, – потомуЧто на минном поле ошибатьсяПросто абсолютно ни к чему.Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз — Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.Один толчок – и стрелки побегут, —А нервы у людей не из каната, —И будет взрыв, и перетрется жгут… Но, может, мину вовремя найдутИ извлекут до взрыва детонатор! Спит земля спокойно под цветами,Но когда находят мины в ней — Их берут умелыми рукамиИ взрывают дальше от людей.Иногда как-то вдруг вспоминаетсяИз войны пара фраз —Например, что сапер ошибаетсяТолько раз.‹До 1978›ОСТОРОЖНО, ГРИЗЛИ!Михаилу Шемякину
с огромной любовью и пониманием
Однажды я, накушавшись от пуза,Дурной и красный, словно из парилки,По кабакам в беспамятстве кружа,Очнулся на коленях у француза, —Я из его тарелки ел без вилки —И тем француза резал без ножа.Кричал я: «Друг! За что боролись?!» – ОнНе разделял со мной моих сомнений, —Он был напуган, смят и потрясенИ пробовал согнать меня с коленей.Не тут-то было! Я сидел надежно,Обняв его за тоненькую шею,Смяв оба его лацкана в руке, —Шептал ему: «Ах, как неосторожно:Тебе б зарыться, спрятаться в траншею —А ты рискуешь в русском кабаке!»Он тушевался, а его женаПрошла легко сквозь все перипетии, —Еще бы – с ними пил сам Сатана! —Но добрый, ибо родом из России.Француз страдал от недопониманья,Взывал ко всем: к жене, к официантам, —Жизнь для него пошла наоборот.Цыгане висли, скрипками шаманя,И вымогали мзду не по талантам, —А я совал рагу французу в рот.И я вопил: «Отец мой имярек —Герой, а я тут с падалью якшаюсь!» —И восемьдесят девять человекКивали в такт, со мною соглашаясь.Калигулу ли, Канта ли, Катулла,Пикассо ли?! – кого еще, не знаю, —Европа предлагает невпопад.Меня куда бы пьянка ни метнула —Я свой Санкт-Петербург не променяюНа вкупе всё, хоть он и – Ленинград.В мне одному немую тишинуЯ убежал до ужаса тверезый.Навеки потеряв свою жену,В углу сидел француз, роняя слезы.Я ощутил намеренье благое — Сварганить крылья из цыганской шали,Крылатым стать и недоступным стать, — Мои друзья – пьянющие изгои —Меня хватали за руки, мешали, —Никто не знал, что я умел летать.Через «пежо» я прыгнул на FaubourgИ приобрел повторное звучанье, —На ноте до завыл Санкт-Петербург —А это означало: до свиданья!Мне б – по моим мечтам – в каменоломню:Так много сил, что всё перетаскаю, —Таскал в России – грыжа подтвердит.Да знали б вы, что я совсем не помню,Кого я бью по пьянке и ласкаю,И что плевать хотел на interdite.Да, я рисую, трачусь и
