методом заглушения тоски, ну, и конечно, не лишенная приятности вещь для самой собачки. Так что эти двое устремились вдаль: такса резвилась, у Вилли сии симптомы отсутствовали, зато он размахивал палкой на ходу и был зол как собака. Вскоре они оба растаяли в дымке горизонта.
Я между тем подумал, что, наверное стоит поискать на полках тетушки Далии какую-нибудь книжку Мамаши Крим: что я и сделал, а потом уселся в плетеное кресло, вынесенное на травку. Я несомненно остался бы под большим впечатлением от книги, ибо Кримша несомненно была талантливой авторшей, если бы полуденная жара не сморила меня в середине Главы Второй.
Пробудившись через некоторое время и прислушавшись к себе, не сплела ли дрема паутину успокоения, я не заметил никакой паутины, зато мне сказали, что меня к телефону. Я поспешил к таковому, и услышал, как в трубке раскатом грома прогремел голос тетушки.
— Берти?
— Да, Бертрам это я.
— Почему ты так долго не подходил? Я проторчала у телефона битый Шрузбергский час [Единица измерения времени по тетушке Далии].
— Простите, тетушка, я летел на крыльях, просто полет начинался аж с самой лужайки.
— Небось дрыхнешь после ленча?
— Да, на некоторое время мои вежды действительно сомкнулись.
— Ты опять слишком много ешь.
— По-моему, в это время дня обычно принято немного подкрепиться, — сказал я довольно холодно. — Но как себя чувствует мой брат Бонзо?
— Ничего.
— Что с ним?
— Корь, но кризис уже миновал. Слушай, почему такая паника, зачем ты просил, чтобы я тебе позвонила? Неужели ты просто хотел услышать голос своей тетушки?
— Я всегда рад слышать голос тетушки, но на этот раз по более обстоятельной причине. Мне показалось, что тебя надо предупредить о том, что здесь у нас назревают нехорошие события.
— Что назревает?
— Мамаша Крим начинает заводиться, у нее появляются некоторые подозрения.
— Подозрения насчет чего?
— Насчет Попа Глоссопа. Ей не нравится его физиономия.
— Ну знаешь, ее физиономия тоже не очень-то.
— Но она предполагает, что он не настоящий дворецкий.
Звук, раздавшийся из трубки, забарабанил в мои барабанные перепонки, из чего я сделал вывод, что тетушка Далия задорно смеется.
— Ну и пусть себе предполагает.
— И ты совсем не обеспокоена?
— Ничуть. Ну что она может поделать? Так или иначе, Глоссоп проживет у нас не меньше недели. Он сказал, что этого времени ему должно хватить, чтобы разобраться с психикой Уилберта. Так что Адела Крим меня мало заботит.
— Не знаю, не знаю, но я бы сказал, что она представляет для нас некоторую опасность.
— Она вообще из себя ничего не представляет. Ну, что там у тебя еще?
— Да еще эта эпопея «Уилберт Крим плюс Филлис Милз».
— Ну вот, это уже гораздо интереснее. Бобби Уикам сказала тебе, что ты должен прилипнуть к Уилберту как…
— …как брат родной?
— …я бы сказала как банный лист, но как тебе будет удобней. Бобби объяснила тебе ситуацию?
— Объяснила, теперь я бы хотел кое-что провентилировать с тобой.
— Что сделать?
— Провентилировать.
— Ну давай, вентилируй.
Оценив ситуацию со свойственной Вустерам прозорливостью, я начал выкладывать свой взгляд на происходящее.
— Дорогая моя старушка, — начал я. — Вот идем мы по жизни, и разве мы не должны попытаться понять ближнего, в данном случае Уилберта Крима? Попытаемся встать на его место и представить, каково ему, когда мы за ним все время ходим. Он же тебе не Мэри.
— Что ты сказал?
— Я говорю, он же не Мэри. Это Мэри нравилось, когда за нею ходят вслед.
— Берти, ты пьян.
— Ничего подобного.
— Скажи: Британская конституция.
Я повторил.
— А теперь скажи: «Она ракушки продает на побережье»
Я вторил эхом.
— Странно, ты действительно не пьян. Тогда причем тут какая-то Мэри. Как ее фамилия?
— Разве у нее была фамилия? Насколько я помню, «…у Мэри был барашек, белый словно снег. „Я в школу“, — Мэри скажет, а он за нею вслед.» Я бы конечно не сказал, что я пушистый словно снег, но то, что я хожу за ним вслед, это точно. Но поскольку ему это явно не нравится, я боюсь, как бы концовка не получилась из другого стихотворения, когда остались от Вустера рожки да ножки.
— Он тебе говорил это?
— Еще нет. Но его взгляд красноречив.
— Это не страшно. Он не посмеет, это будет оскорблением против меня.
— Но разве ты не видишь, что может произойти нечто нехорошее. Уилберт начнет переходить от слов к делу, и в один прекрасный день просто заедет мне кулаком, тогда я заеду ему своим, а ты ведь знаешь, что Вустеры ничего не делают наполовину.
Тетушка возмущенно загремела:
— Ты не посмеешь этого сделать, Берти, иначе получишь от меня проклятие в письменной форме, заверенное нотариусом. Не смей связываться с этим человеком, заруби это у себя на носу. И подставь другую щеку, несчастный. Если ты поколотишь сына Аделы, она мне этого никогда не простит. Он тотчас пожалуется своему мужу и…
— …и дядюшка Том теряет свою сделку. А я тебе про что говорю. Если уж Уилберту Криму на роду написано быть побитым, пусть уж лучше тем, кто не является родственником Траверсов. Ты должна срочно искать мне замену.
— Ты что, предлагаешь мне нанять частного детектива?
— Нет, я предлагаю тебе пригласить сюда Киппера Херринга. Он именно тот, кто тебе нужен. Он с готовностью возьмется за предложенное тобой дело, и уж если между ними возникнет потасовка, то это уже будет неважно, так как он не твой племянник. Я даже не думаю, что Уилберт захочет врезать Кипперу кулаком, потому что у того слишком внушительная внешность. У него такие мощные мускулы, и к тому же у него мятое боксерское ухо.
Из трубки повеяло легким сквознячком: это моя тетушка обдумывала поступившее предложение.
— Знаешь Берти, иногда твой интеллект соответствует твоей возрастной группе. Я думаю, на этот раз ты прав. Я совсем забыла про Херринга. Ты думаешь он согласится приехать?
— Да он только позавчера распинался, как бы ему напроситься на приглашение. В его памяти цветут вечнозеленые воспоминания о кухне Анатоля.
— Так отбей ему телеграмму. Продиктуй по телефону. И подпиши моим именем.
— Договорились.
— Скажи пусть все бросает и едет сюда.
Тетушка повесила трубку, и я собрался было набросать текст телеграммы, но как это всегда бывает после такого напряжения, мною овладела сильная тяга, тяга принять. Как бы сказал Дживз, о дайте мне бокал бодрящей влаги. Поэтому я позвонил в колокольчик и откинулся в кресле. В этот момент дверь
