Язык проглотили? — воскликнула королева. — Отвечайте!
Катарина страшно побледнела. Она была не в силах произнести ни слова.
Лэм выступил вперед и спокойно сказал:
Я попросил леди Фитцджеральд стать моей любовницей. Поскольку у нее нет покровителя, я с радостью возьму эту роль на себя.
Королева, только мельком взглянув на Катарину, холодно уставилась на Лэма и произнесла:
— Вы нисколько не изменились, Лэм. Но ваши пиратские манеры становятся чересчур наглыми.
— Я искренне сожалею, если причинил вам неудобства, — сказал Лэм.
— Вот уж в чем я сомневаюсь! — воскликнула королева. — Выходит, вся эта затея была только игрой? Требовать выкупа, зная, что он не может быть уплачен, удовлетворить желание молодой девушки повидать отца и, когда с этим будет покончено, сделать ее своей любовницей?
— Ваше величество, всем известно, что я заядлый игрок. Он склонил голову, в углах его рта играла улыбка. — Неужели кто-то мог бы найти возражения против такой игры? Уж точно не Фитцджеральд, который сейчас в опале. И не брат Катарины, которому всего два года. Конечно же и не ее мачеха, которой не нужны соперницы в собственном доме.
Катарина заморгала. Она впервые услышала о своем маленьком брате. Королева встала.
Негодяй! — Видно было, что она в ярости. — Мы возражаем! Вы зашли слишком далеко в своих играх! А эта ваша затея вызывает подозрение! Наглый мерзавец!
Лэм резко выпрямился и громко сказал:
Я бы никогда не стал замышлять измену против вас, Бет.
Катарина испугалась, решив, что теперь Лэма немедленно бросят в Тауэр за столь неуважительное обращение к королеве.
Елизавета широко раскрытыми глазами жестко уставилась на Лэма, обдумывая его слова. Лэм оставался неподвижен.
Вы зашли слишком далеко, О'Нил, — наконец повторила она. — И мы сомневаемся в том, что вы не сделали это намеренно. Вашей наглости следует преподать скорый и запоминающийся урок. Вы не имеете права хватать все, что вам заблагорассудится, не заботясь о наших интересах. Фитцджеральд может быть в немилости, но его дочь — наша подданная, да еще только что из монастыря. Она не может быть призом для таких, как вы. Вы потеряли чувство меры, но я очень надеюсь, не настолько, чтобы вступать в заговор с Фитцджеральдом.
Лэм опустил глаза, так что Катарине не удалось уловить их выражения.
Может, ваша горячность поостынет за то время, которые вы проведете в Тауэре, — резко сказала королева. Она сделала жест, и двое солдат, которые сразу же подскочили к Л эму, схватили его за руки. — Советую припомнить все ваши прегрешения, пират, — многозначительно добавила она.
Наблюдая, как Лэма уводят, Катарина с трудом подавила рыдания.
Позже этим вечером в королевской приемной остался только сэр Уильям Сесил.
— Вы послали за Ормондом? — спросила Елизавета.
— Он должен быть здесь с минуты на минуту, ваше величество, — ответил Сесил.
— А девица Фитцджеральд?
Она спит в отведенной ей комнате. Пока она не сделала ничего, что подтверждало бы версию о заговоре, — сказал Сесил.
Елизавета расхаживала по комнате. При этом она выглядела очень величественно и сознавала это: она была тщеславна, как и ее отец. А так как она была женщиной, тщеславие, скорее всего, проявлялось в ней сильнее, чем в отце. Она знала, что является самой прекрасной и лучше всех одетой женщиной при дворе, что ни одна леди не умеет так хорошо танцевать и ни у кого нет такого количества поклонников.
— Я никогда не слыхала большей ерунды, — на конец сказала она, повернувшись к Сесилу. — Конечно же эта девица Фитцджеральд отправилась к Лэму О'Нилу с секретным посланием от папаши. А Фитцджеральд ненавидит нас, и ему хочется лишь одного — устроить себе побег в Ирландию и снова взяться за старое.
— Возможно, — согласился Сесил.
— Этой ночной встрече нельзя дать другого объяснения. Его просто нет! — с нажимом сказала Елизавета. Ее лицо стало грустным. — Будь проклят этот мошенник, Лэм. Как он мог так поступить со мной? И это мой золотой пират, пропади он пропадом! Больше года я не имею от него никаких вестей, а теперь вот это! Сколько раз за это время я приказывала ему явиться ко двору? — Не дожидаясь ответа, она снова стала мерить шагами комнату. — Интересно, сколько еще кораблей, о которых нам ничего не известно, он захватил? Значит, он захватывает и женщин тоже, в этом можно не сомневаться! Да ладно, теперь он уже не тот грустный одинокий мальчишка. Он собирается совратить эту несчастную девственницу и, возможно, намерен изменить мне. — Глаза Елизаветы внезапно наполнились слезами.
Ваше величество, смотрите не ошибитесь. О'Нил умен, достаточно умен, чтобы быть осторожным. Если бы он замышлял предательство, то не дал бы поймать себя таким образом. Я сомневаюсь, что дело обстоит так, как оно выглядит.
— А как, по-вашему?
— До сих пор О'Нил был нам весьма полезен, и трудно поверить, что такой умный человек мог решиться рисковать своим будущим, вмешиваясь в ирландскую политику. — Сесил говорил убедительно, немигающими глазами глядя на королеву.
— Он стал слишком отчаянным, слишком безрассудным, — уже менее уверенным тоном сказала Елизавета. — Он просто не подумал, что его могут схватить.
— Возможно. Но подумайте, чем этот союз с Фитцджеральдом может быть полезен О'Нилу?
— Вся выгода на стороне Фитцджеральда. Он мог бы с помощью Лэма бежать в Мюнстер, чтобы вернуть свои земли и клан, которые прибрал к рукам его кузен Фитцморис. Лэм при этом не приобретает ничего, — резко сказала Елизавета, — кроме обещаний будущего вознаграждения, а это вряд ли могло склонить его к предательству. Единственное, что он мог бы обрести, — это девушка. Но она не представляет никакой ценности.
— Согласен. Пока ее отец в изгнании, девчонка не представляет ценности. Ни земель, ни титула, ни власти, — осторожно сказал Сесил. — Вот если бы девушка была дочерью влиятельного графа — тогда другое дело. Тогда цель Лэма О'Нила была бы совершенно ясна.
— Так вы думаете, что О'Нил просто решил позабавиться и действительно требовал выкуп?
В этом я не уверен. — Сесил прошелся по комнате и остановился перед портретом Генриха VIII, висевшим на противоположной стене. — Мы должны позволить им продолжать игру, ваше величество, и посмотреть, к чему это приведет.
— Если О'Нил уже объединился с Фитцджеральдом, то мне это не нравится. У нас хватает проблем с этим папистом Фитцморисом. — Елизавета не могла сдержать дрожи. У нее разболелась голова, но она не знала, виновата в этом ирландская проблема или то, что она переживала предательство Лэма. — Где же Ормонд, в конце концов? — резко спросила она. — Он знает Фитцджеральда не хуже других, они всю жизнь были врагами. Он поймет, есть тут предательство или нет.
— Я слышу шум, — проговорил Сесил. Он подошел к дверям и открыл их как раз в тот момент, когда появился граф Ормонд. — Том! Мы вас ждем не дождемся.
Граф Ормонд, прозванный Черным Томом за смуглый цвет и мрачное выражение лица, широкими шагами прошел в комнату. Его мощные плечи укрывал коричневый плащ с отделкой из соболя. Он сбросил его с явным раздражением.
— Чертовски мокро этим вечером, — мрачно сказал он. — Мало удовольствия разъезжать по Лондону.
— Но вы прибыли по нашему зову так быстро, как только могли? — осведомилась Елизавета. (Он заставил ее ждать больше часа.) — Дело очень серьезное, милый Том.
Не сводя глаз в королевы, он одну за другой стянул тяжелые перчатки и похлопал ими себя по крепким бедрам.
— Это правда, моя королева, моя кузина? Вы действительно бросили Владыку Морей в Тауэр?
— Совсем ненадолго, — ответила она и добавила четко и медленно, чтобы лучше видеть его реакцию: — Надо дать ему время охладить пламенную страсть к вашей младшей единоутробной сестре, дочери вашей
