Ее подбородок слегка дернулся вверх, плечи назад. Глаза приобрели тот яркий оттенок зеленого, который он видел, когда они столкнулись на дорожке.
– Хотя, когда я смотрю на вас, то не могу поверить, что эта сдержанная женщина, стоящая передо мной, та самая, которая вызывает столько самых невообразимых пересудов. Скажите, дорогая, – добавил он с кривой усмешкой, – это правда?
– Что? – резко отозвалась она.
– Вы действительно танцевали с цыганами? Отдались в руки татуировщика?
– А это имеет значение?
– Пожалуй, было бы лучше, если б мы вступали в благословенное состояние супружества полностью разоблачившись, так скажем.
– Похоже, вы считаете само собой разумеющимся, что я принимаю ваше предложение, сэр.
– А это не так?
– Не знаю. Тут есть о чем подумать.
– О чем, например.
– О вас. Ни для кого не секрет, что вы бабник. Игрок, про которого говорят, что он мошенничает. Вы не в ладах со своей семьей и вечно ищите повода для ссор с родственниками. Все эти слухи верны?
– Все, кроме одного.
Она удивленно взглянула на него.
– Я не мошенничаю в картах.
Оливия вздрогнула, когда он внезапно направился к ней. Майлз наблюдал, как она немного попятилась вдоль стола, прежде чем взяла себя в руки. Вернув лицу то же упрямое и вызывающее выражение, она глядела на него с тревогой загнанной лисы: убежать или развернуться к этому большому злому волку и попытать счастья? Остановившись у угла стола, он сказал:
– Теперь ваша очередь, мисс Девоншир.
Она гневно зыркнула на него из-под очков. Волосы были так туго стянуты у нее на висках, что внешние уголки глаз казались вытянутыми. Она явно в спешке укладывала волосы: узел на затылке, обычно безупречно аккуратный, сейчас больше напоминал взъерошенного ежа. Одна шпилька торчала, и его охватил почти непреодолимый соблазн вытащить эту штуковину и дать волосам рассыпаться по плечам, как это было вчера.
– Я жду, – напомнил он.
– Это правда. Все. – Она сделала глубокий судорожный вдох, однако глаз не отвела. – Я действительно танцевала с цыганами.
– Обнаженной?
Она помолчала, в то время как яркий румянец пробирался вверх по шее от высокого воротничка блузки.
– Небольшое преувеличение. Я... была завернута в шарфы и тюль. Что касается татуировщика... это тоже правда.
– Действительно?
– Вам неприятно, сэр?
– Это зависит от обстоятельств. Как выглядит татуировка? Или сколько их там у вас? Или, точнее, где они? И, коли уж на то пошло, какие они?
– А какая разница? Сделанного не поправишь.
– Я бы хотел быть готовым к вероятности наблюдать, как моя жена демонстрирует свое тело с изображенными на нем огнедышащими драконами или черепами со скрещенными костями.
– В вашем положении, полагаю, вы должны быть рады тому, что можете получить.
– В вашем положении, полагаю, вы должны чувствовать то же самое.
– Вот видите, сэр, какое же счастье могут такие потерянные души найти друг в друге?
– Дружеское общение.
– Но общение у меня есть и здесь, с отцом, сестрой и сыном. Не говоря уж о Беатрис.
– С отцом, который готов сбыть вас с рук такому неудачнику, как я, лишь бы обеспечить положение младшей дочери? С сестрой, которая каждый день напоминает вам, что вы существуете в этом мире исключительно для того, чтобы являться по первому ее зову. С полоумной старухой, которая разговаривает с невидимым котом и сыном, чья жизнь обречена, потому что на нем клеймо сына падшей женщины.
– В то время как вы наслаждаетесь обществом призраков из прошлого, паутины и мебели, используемой на растопку! – ответила она в запальчивости. – Ваши единственные собеседники – непочтительные слуги и бутылка виски. Я не наивная дурочка, сэр. Вы ищете не общения, а средств покончить с вашей бедностью, выкупить назад свое доброе имя, возродить мечты относительно Брайтуайта и при этом прочно утвердиться в среде джентри[4], что вам было недоступно, потому что вы, сэр, отпрыск «падшей женщины».
Он долго молчал. Постепенно тишина сменилась равномерным шумом дождя за окном и чуть слышным гудением пламени в камине. Наконец он натянуто улыбнулся.
– Нет сомнений, что реши мы вступить в это... рискованное предприятие, иначе не скажешь, между нами не останется ни малейшей тени лицемерия. Это правда, что я не люблю вас. Я часто спрашиваю себя,
