оказался невероятно грязным, гораздо грязнее, чем его мать.
— Мама! — закричал он, увидев Джослин, и вытянул руки так, словно собирался взлететь.
Спустя мгновение сэр Джон находился уже рядом с Лаймом.
— Он кусается, — пробурчал рыцарь.
Мать протянула руки к мальчику.
— Отдайте мне сына, — потребовала она.
Встретив вопросительный взгляд сэра Джона, Лайм отрицательно покачал головой.
Молчаливый обмен взглядами не ускользнул от внимания Джослин. Она сердито посмотрела на брата Мейнарда, однако, боясь еще больше испугать сына, не решилась продолжать спор.
— Не бойся, все в порядке, — ласково произнесла женщина, поглаживая мальчика по ноге.
Хотя прикосновение матери и ее присутствие рядом несколько успокоили малыша, он продолжал брыкаться и тянуться к ней.
— Если пообещаешь не кусаться, — начал сэр Джон, — я посажу тебя в седло перед собой.
Оливер затих, видимо, раздумывая о том, что предпочесть: остаться зажатым под мышкой рыцаря или сесть в настоящее боевое седло. После довольно долгой паузы он, наконец, кивнул головой в знак согласия.
Подождав, пока сэр Джон усадит мальчика перед собой, Лайм спросил:
— Значит, этот маленький чумазый сорванец и есть Оливер?
Мальчуган возмущенно вскинул голову.
— Я не маленький! — выражение страха в его глазах сменилось негодованием.
Хорошенько присмотревшись к ребенку, Лайм убедился в том, что перед ним действительно сын Мейнарда. Если мальчика вымыть, то его волосы приобретут такой же золотистый оттенок, как и волосы отца, а лоб… даже через несколько слоев грязи отчетливо проступали линии и изгибы, свойственные нескольким поколениям Фоков. Правда, цвет глаз он унаследовал от матери, но форму они имели точно такую же, как у Мейнарда… и у него, Лайма.
Неожиданно мысли рыцаря прервал Оливер. Позабыв обо всем на свете, он удивленно открыл рот и, показывая пальцем на Лайма, заявил:
— Это же плохой человек, мама!
Плохой человек?! Мужчина бросил сверху вниз взгляд на Джослин, и она поспешно опустила глаза.
— Он не обидит тебя, Оливер, — заверила она сына.
Несколько секунд подумав, ребенок обратился к рыцарю:
— И маму ты тоже не обидишь?
По-детски наивная забота мальчика вызвала у Лайма невольную улыбку.
— Нет, Оливер. Я не тот плохой человек, о котором тебе говорила мама. Я твой дядя Лайм, брат твоего отца.
Мальчик недоверчиво склонил голову на бок.
— Моего отца?
— Нет необходимости объяснять… — попыталась вмешаться Джослин.
Однако мужчина пропустил ее замечание мимо ушей и продолжил разговаривать с племянником:
— Сколько тебе лет, Оливер?
Задумавшись, малыш поднял руку и сосредоточенно разогнул сначала один палец, затем второй. Прикусив губу, он показал Лайму руку.
— Один… два, — с гордостью сообщил он. — Видишь?
Рыцарь пристально посмотрел на молодую мать.
— Может, нам лучше войти в дом?
Она надменно вскинула голову.
— Надеюсь, вы не ждете, что я гостеприимно распахну перед вами двери отцовского дома?
Лайм начал терять терпение. Намереваясь раз и навсегда поставить ее на место, он склонился над ней, но в следующее мгновение лишился дара речи. Вместо неприятного запаха давно не мытого тела мужчина уловил удивительный аромат, в котором причудливо смешались и запах земли, и запах дерева, и… нежное благоухание роз. Запах розовой воды?! Значит, женщина регулярно принимала ванну!
Оправившись от изумления, Лайм заглянул в полные негодования глаза Джослин.
— Я могу посадить Оливера перед собой и отправиться в Лондон. Вам это больше нравится? — заявил он, хотя вовсе не собирался делать ничего подобного. И не только потому, что не хотел, чтобы о нем стали говорить как о злодее, но и потому, что еще не до конца понял, насколько серьезную угрозу будет создавать для него этот малыш. Следует еще убедиться, действительно ли он законорожденный.
— Разумеется, не нравится, — ответила женщина, тщетно пытаясь скрыть свои чувства.
При мысли о том, что Оливера могут забрать у нее и куда-то увезти, ее сердце судорожно сжалось.
— В таком случае давайте пройдем в дом.
Джослин неохотно кивнула в знак согласия.
Лайм пришпорил было коня, но в это мгновение увидел направляющихся к нему всадников. Впереди ехал Иво, за ним следовал сэр Грегори.
Снова этот несносный священник! Рыцарь вполголоса выругался. Он надеялся, что два дня, проведенные в седле, утомят Иво, который был на двадцать лет старше его, и заставят священника отказаться от своей затеи, но расчет Лайма не оправдался. Всю дорогу святой отец следовал за ним по пятам, стойко перенося тяжелый путь. Чтобы уладить дела в Розмуре без вмешательства назойливого дядюшки, Лайму пришлось пойти на хитрость.
После того, как Иво именем Господа запретил рыцарю въезжать в деревню, он оставил с ним сэра Грегори, сам же, воспользовавшись разгоревшейся перебранкой, в сопровождении остальных мужчин направился к господскому дому.
Священник, заметив, что его провели, пришел в неописуемую ярость. И сейчас он, видимо, собирался наверстать упущенное. Резко, так резко, что животное протестующе заржало, остановив лошадь, Иво повернулся к племяннику, сгорая от желания обрушить на него град проклятий. Однако, сжав побледневшие от усталости губы, он усилием воли сдержал порыв. Внимательно осмотрев находящихся рядом людей, святой отец задержал взгляд на молодой женщине в грязном платье, стоявшей рядом с лошадью сэра Джона.
— Где твоя хозяйка? — требовательно спросил Иво у Джослин, приняв ее за служанку.
Лайм усмехнулся.
Надменно вскинув голову, Джослин ответила:
— Вы ошиблись, святой отец. Я…
— И есть леди Джослин Фок, — закончил Лайм. — Вдова покойного Мейнарда.
На лице Иво появилось выражение недоверия, несвойственное этому обычно высокомерному и самоуверенному человеку.
— А вот сын Мейнарда, — продолжал Лайм, — Оливер Фок.
Оправившись от минутной растерянности, священник посмотрел на испачканного с головы до ног мальчика. На долю секунды в его взгляде мелькнули теплота и нежность.
— Сын Мейнарда? — переспросил он.
— А вы кто? — поинтересовалась Джослин.
Неохотно оторвав взгляд от Оливера, Иво после продолжительной паузы ответил:
— Я отец Иво, дядя Мейнарда.
— Иво? — эхом отозвалась Джослин.
Лайм уловил в ее голосе надежду. Очевидно, Мейнард рассказывал жене о своем любимом дядюшке, и теперь она увидела в нем возможного защитника. Незаконнорожденный племянник ни на минуту не сомневался, что она найдет в его дяде верного и преданного союзника, не сомневался, что если потребуется, Иво будет отстаивать права Оливера на Эшлингфорд до последнего и не приминет ради этого дойти даже до самого Папы Римского.
В душе Лайма начала подниматься безудержная волна гнева.
— Может, мы все-таки войдем в дом, — прорычал он, пришпоривая коня.
Возле господского дома он увидел растерянных и напуганных слуг, беспомощно стоящих в окружении
