пригласили бывшего юнгу присоединиться к ним за семейным столом, Данте Лейтон настоял, чтобы Конни непременно принял приглашение. Но ему пришлось покривить душой, сказав, что от своего нового воспитанника он требует такого же беспрекословного повиновения, как от юнги в те недавние времена, когда они оба стояли на палубе Морского Дракона.
— Она не умрет, кэп? — дрожащим голосом спросил Конни, подходя к Данте. Узкие плечи его поникли, но мальчик не опустил головы, твердо встретив взгляд человека, который никогда не лгал ему и не кривил душой. — Она не …?
Бросив растерянный взгляд на темноволосую головку, Данте беспомощно молчал, не зная, что сказать.
— Конечно, нет! — прозвучал в тишине мягкий голос леди Мэри, её глубокие серые глаза сияли сочувствием и добротой. — Конечно, первые роды — тяжкое испытание для любой женщины, но леди Рея Клер молода, у неё прекрасное здоровье, а самое главное, она всей душой хочет этого ребенка. Не стоит волноваться, — проговорила леди Мэри и в голосе её прозвучали успокаивающие нотки.
— И с ней все будет в порядке, не так ли? — спросил Данте, но по настойчивости в его голосе было понятно, что ему требуется гораздо больше, чем просто разувериться в своих опасениях, и леди Мери прекрасно понимала это.
— Дело в том, что я порой и сама не всегда отчетливо понимаю, что же мне представляется в моих видениях, — продолжала леди Мэри. При виде широко раскрытого от удивления рта Конни её улыбка стала чуть-чуть лукавее, — поэтому я предпочитаю особенно не распространяться об этом. Конечно, не считая тех случаев, когда мой дар предвидения может спасти чью-нибудь жизнь.
— Так, значит, вы что-то видели, не так ли? — требовательно спросил Данте и губы его побелели. Помертвевшее лицо напоминало маску ужаса.
Улыбка леди Мэри исчезла при виде его страха, она бросилась к нему и коснулась судорожно сжатых кулаков. — Вы должны верить в то, что все будет хорошо, Данте, — прошептала она и ошеломленному Лейтону показалось, будто её глаза заволокло серебристой пеленой неведомой тайны. Холодная дрожь пробежала по его телу, когда он подумал, что за видения являются этой необыкновенной женщине.
— Пока ещё не время, — странно изменившимся голосом произнесла она, склонив голову, будто прислушиваясь к звучащим в её душе неведомым голосам. — Но придет день, когда я расскажу вам о том видении, где таинственно переплелись дикий тимьян и терновник, а над ними плыли облака, и края их золотило заходящее солнце. А ещё я расскажу вам о море, и о солнце и луне.
Данте Лейтон невольно вздрогнул. Леди Мэри всегда ему нравилось и он успел искренно привязаться к ней, но сейчас ему вдруг показалось, что он имеет дело с помешанной. Он поежился, но как раз в эту минуту тяжелые двойные двери, ведущие в комнату, с треском распахнулись настежь, и герцогиня с бледным, помертвевшим от усталости лицом, почти вбежала к ним. Она покачнулась и мигом очутившийся рядом Люсьен Доминик подхватил её. Жена устало склонилась к нему, черпая в его объятиях уверенность и силу.
— Рея?!
Выглянув из-за плеча мужа, Сабрина Доминик с трудом выдавила усталую улыбку, — С Реей все прекрасно. Что же касается вас, Данте Лейтон, то вы стали счастливым отцом на редкость горластого сына!
Прошло всего несколько дней и гораздо раньше, чем требовали приличия, преподобный Смолли вновь оказался в старинной, маленькой церкви. Крестили Кристофера Доминика Лейтона, графа Сэндрейка и первого внука герцога и герцогини Камаре. Все уже привычно называли его лорд Кит. Это был поистине прелестный малыш, с крошечной головкой, покрытой густыми кудрями и оглушительным голосом, который был слышен в всех уголках старой церкви и заставлял бедного священника испуганно вздрагивать. Юный граф так вопил, что преподобный едва слышал сам себя.
Когда обряд был закончен, преподобный с немалым облегчением принял приглашение вернуться в замок, тем более, что под высокими потолками роскошной Китайской гостиной и рев юного лорда Кристофера звучал как-то тише и не так приводил его в содрогание. А уж когда юная мать мило извинилась и унесла новорожденного лорда, чтобы покормить его милость, преподобный и вовсе воспрянул духом. Теперь он мог, наконец, без всяких помех потягивать ароматный шерри, предаваясь блаженным мыслям о скором уходе на покой.
Вежливо извинившись, Данте отделался от своих собеседников, чтобы последовать за женой. Ему удалось настичь её у лестницы. Он протянул руки и забрал у неё сына. Осторожно подхватив вдруг замолчавшего малыша одной рукой, он обнял Рею за плечи и привлек к себе. Так, втроем, они и поднялись по огромной, парадной лестнице замка.
— Я уже говорил тебе, как благодарен тебе за сына? — спросил он, а глаза его не могли оторваться от крошечного личика, едва заметного среди покрывал из тончайшего козьего пуха.
— Много раз, милорд, — отозвалась Рея.
— А я говорил тебе, что от твоей красоты у меня замирает сердце?
— Тысячу раз, милорд, — ответила с улыбкой Рея.
— А говорил я, сколько счастья ты принесла в мою жизнь? — спросил он.
— Еще чаще, милорд, — подтвердила она и чарующая улыбка стала ещё прелестней.
— А говорил я, что люблю тебя больше всего на свете? — осведомился он.
Рея застенчиво опустила глаза, — Много раз, милорд. Хотя, по-моему, я гораздо быстрее поверила бы, если бы вы доказали свою любовь на деле, — прошептала она и от этих слов Данте бросило в жар. Ведь прошло уже немало месяцев с тех пор, когда он в последний раз занимался любовью со своей женой.
Он окинул её таким взглядом, что у Реи запылали щеки. — Ага, миледи! Похоже, я сделал ошибку, уделив столько времени словам.
— Вот-вот, милорд, — подтвердила она, невольно остановившись по старой привычке перед знаменитым портретом предка, жившего в эпоху Елизаветы.
— Должно быть, он ревнует, — прошептал чуть слышно Данте, бросив взгляд на авантюриста былых времен, и снова опуская глаза на личико спящего сына.
— Нет, не думаю. Скорее, он был бы доволен, — мягко возразила Рея. Она молча прощалась в душе с фантазиями юной девушки в то время, как глаза её не могли оторваться от профиля любимого мужа. Они молча шли по гулкой галерее, пока не остановились перед другим портретом. На этот раз шаги замедлил Данте.
— Похоже, этот портрет совсем тебя очаровал, — пробормотала Рея. Она невольно вздохнула, вспомнив, сколько всего случилось с того самого дня, когда вся их семья собралась вместе, чтобы позировать для этого портрета.
Данте улыбнулся, с трудом оторвав взгляд от фиалковых глаз герцогини на портрете прежде, чем перевести их на прелестное изображение Реи. — Когда-нибудь я расскажу тебе, о чем может мечтать молодой человек и как в один прекрасный день он понимает, что жизнь подарила ему все, о чем он только мог подумать, и даже много больше того. Поверь мне, Рея, я сейчас ни о чем не жалею, — с мучительной неопределенностью сказал он. Заметив растерянное выражение её лица, Данте усмехнулся и, крепче прижав к себе жену, пошел дальше.
Рея дотронулась до теплого свертка у него на руках и весело расхохоталась, — Немного поздно жалеть о чем-либо, милорд. Пришло время позаботиться о жене и сыне.
Застыв перед окнами своей комнаты, Данте молча смотрел на сады, разбитые на террасах. Его взгляд скользнул с аккуратно подстриженной изгороди из тисовых деревьев к розовым кустам и перенесся вдаль, к заросшему лилиями пруду и парку вдалеке. Он тяжело вздохнул. Редко в своей жизни приходилось ему испытывать такой покой. Теперь он понимал, почему Рея так любила свой старый замок. Услышав за спиной её нежный голос, он резко обернулся, пожирая её глазами, пока она склонилась над сыном, что-то шепча на ухо малышу. Золотые волосы рассыпались у неё по плечам и немного прикрыли лицо, смешавшись с каштановыми кудрями ребенка, который доверчиво сосал её грудь. Крохотные ручонки шарили по телу матери, пока он жадно глотал, припав к живительному источнику, вряд ли отдавая себе отчет в силе материнской любви, которая в тот миг окружала его теплом и заботой.
— Я уже поблагодарил тебя за то, что ты назвала его Кристофером? — спросил Данте, — Честно говоря, я этого не ожидал.
