— Почему?
— Еще бы! Стоило Лоби увести у него любовницу, как карта так и повалила ему…
Звон разбитой мензурки, которой Гремилли со злостью хватил об пол, заставила аптекаря подскочить в испуге.
Стиснув зубы так, что кровь стучала в висках, комиссар прямо-таки летел к дому доктора Музеролля. Хотевшей было провести его в зал ожидания мадемуазель Танс он заявил раздраженно:
— Не вмешивайтесь не в свое дело! У патрона есть кто-нибудь?
— В настоящий момент нет, но…
Гремилли довольно грубо отстранил молодую женщину и распахнул дверь кабинета, в котором доктор был занят выписыванием рецепта. Тот поднял глаза на буйного посетителя.
— Минуточку, прошу вас…
Закончив свои дела, он улыбнулся:
— Вы понимаете, мсье комиссар, что, входя таким образом, вы могли бы напугать какую-нибудь не совсем одетую клиентку? Пикантный скандал был бы обеспечен. Чем могу вам помочь?
— Ответить мне прямо, долго ли еще вы и остальные будете измываться надо мной?
— Насчет остальных мне ответить трудно, а что касается меня, то мне и в голову никогда не приходило смеяться над вами.
— Тогда почему вы мне не признались, что у вас была связь с Элен Арсизак?
— Что вы такое говорите! Да она ненавидела меня больше всех, не считая своего мужа.
— Это в последнее время, а раньше?
— А «раньше» вообще никогда не было.
— А Андрэ Сонзай придерживается другого мнения на этот счет.
— Он всегда мне завидовал. Не знаю почему, но последнее время он вбил себе в голову, что я хочу отбить у него любовницу.
— Какую любовницу?
— Элен Арсизак, кого же еще?
— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
— Вам нехорошо?
— Послушайте-ка меня внимательно, доктор. Я перетряхну до основания весь ваш клуб и устрою вам грандиозный скандал, если вы будете продолжать мне врать и мешать нормальному ходу следствия!
— Вам будет стоить немалых трудов, комиссар, доказать, что мы лжем, — основного заинтересованного лица уже нет с нами.
— В таком случае, вы признаете…
— Я ничего не признаю, кроме того что на день своей смерти мадам Арсизак была любовницей Сонзая, точно так же, как до этого она принадлежала Лоби и Катенуа.
— То есть еще одна Мессалина[5], о существовании которой никто не подозревал?
— Мы, провинциалы, обожаем скромность.
— Вы все ненавидели Элен Арсизак и все же ее любили?
— Почти все… А что вы хотите, мсье комиссар, в Перигё тоже иногда одолевает скука.
— Неужели вы думаете, что я поверю вам и вашим друзьям?
— А что вам еще остается делать, мсье комиссар?
Никогда еще судебному следователю не приходилось видеть, в каком состоянии может находиться комиссар полиции. Пораженный, он смотрел, как Гремилли метался из угла в угол, жестикулировал и кому-то угрожал.
— Вам надо успокоиться, мсье комиссар.
— Я успокоюсь только после того, как они принесут мне свои извинения! Это же форменный заговор! Они отфутболивают меня от одного к другому и предают друг друга самым бесстыдным образом! Подлецы, мсье следователь!
Бесси бросил взволнованный взгляд в направлении двери и с удовлетворением отметил про себя, что она обита.
— Прошу вас, комиссар, возьмите себя в руки. Если вас услышат…
— Меня услышат, можете не сомневаться!
— Я бы предпочел, чтобы это случилось лишь после того, как у вас будут неопровержимые доказательства. Сядьте.
Гремилли неохотно подчинился и проворчал:
— Иногда, мсье следователь, мне начинает казаться, что вы получаете удовлетворение от того, что со мной происходит.
— Я запрещаю вам так думать, мсье комиссар! Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы вы нашли убийцу мадам Арсизак, и не позволю вам в этом сомневаться! А теперь я вам скажу, что в этой солидарности друзей детства есть что-то трогательное и ободряющее.
— Одним словом, вы одобряете их действия?
— Нет. Я просто восхищаюсь тем, что они ставят дружбу выше всего, а мне, видимо, этого не дано.
— Ставить дружбу выше правосудия?
— Мсье комиссар, я буду вам признателен, если вы оставите подобные мысли при себе. Да и потом, разве у вас есть основания разговаривать со мной в таком тоне? Многого ли вы добились по сравнению с вашим перигёским коллегой? Конечно, вы доказали нам, что мы излишне восхищались женщиной, в которой ничего не было, кроме лицемерия. А что толку? Вы хоть на шаг продвинулись в раскрытии преступления? Нет, ведь правда? Так что же вы тогда хотите?
— Мне следует отныне вести себя более разумно, мсье следователь.
— Полностью разделяю ваше мнение. Считаю, что вы погорячились, наскакивая на меня.
— Ладно… Перед тем как сойти с дистанции, мне бы хотелось встретиться с мэтром Димешо, который, как мне кажется, послужит дуэс экс махина[6] во всей этой истории.
— Ступайте, только постарайтесь позвонить ему предварительно, поскольку мэтр Димешо частной практикой фактически уже не занимается, и если и принимает у себя, то лишь по предварительной договоренности и далеко не каждого.
— Простите, мсье следователь, но речь идет не о каждом, а о полиции и…
Бесси не дал договорить комиссару, заметив ему самым что ни на есть дружеским тоном:
— Боюсь, мсье комиссар, что мэтра Димешо полиция мало волнует.
Глава V
Гремилли напрасно убил два часа, пытаясь добиться встречи с нотариусом. То он только что вышел, то у него важный клиент и он просил его не тревожить. Не оказали воздействия ни фамилия, ни должность полицейского. От этих заранее известных ответов у Гремилли поднималось давление. Попытки Димешо затруднить законный ход судебного дела только подтверждали догадки полицейского о пренебрежении, с которым мэтр Димешо относился к представителям государственных органов. По телефону ему отвечал один и тот же мягкий, любезный и сочувственный женский голос, который тем не менее не мог сказать — мсье комиссар понимает, — что мэтр Димешо у себя, если его нет на месте. Комиссару ничего не оставалось, как оставить номер своего телефона в гостинице и попросить передать мсье нотариусу, чтобы он позвонил ему, как только освободится.
В этот вечер полицейский ужинал без особого аппетита. Он уже приступал к десерту, когда к его столику подошел старый Блэз Жюнкал, бывший председатель суда. Ему нравилась здешняя кухня, и он частенько сюда захаживал.
— Что-то не ладится, уважаемый мсье? — спросил он.
— Похоже на то.
Старик занял предложенное ему место напротив и принялся слушать рассказ несколько обескураженного полицейского. Когда тот замолчал, эмоционально выразив напоследок свое отношение к поведению мэтра Димешо, он сказал:
— Видите ли, с самого рождения человеческого общества в нем всегда можно было встретить людей,
