детей, или подозрителен, или жалок.
– Угу, – сказал он. – Полагаю, у вас в Нью-Йорке так принято… Во всяком случае, Лиззи не делала ничего того, что обычно делают подростки, так что она была не слишком популярна. Она не бегала на свидания, не имела близких друзей, не пыталась даже выкурить сигарету в туалете для девочек. После школы она сразу ехала домой, и каждый день отец поджидал ее рядом с почтовым ящиком. Он всегда старался, чтоб это выглядело непреднамеренно, если вы понимаете, что я имею в виду – как будто он с л у ч а й н о проезжал на своем пикапе мимо, когда останавливался школьный автобус. Обычно он ждал примерно в ста ярдах от остановки, следя, как она выходит из автобуса со своими учебниками, и притворяясь, будто, что-то ремонтирует или пиная шины грузовика, пока она шла к нему по грязной дороге.
– Вы, кажется, многое о ней знаете.
– Не совсем. Моя сестра на пару лет старше Лиззи, и училась в школе в то же время. Она нисколько не любила Лиззи. Считала ее воображалой.
– Итак, отец окружал ее чрезмерной заботой.
– Можно сказать и так.
– А что говорили люди?
– Это маленький город, – Гримм покосился на стойку, у которой сгрудился десяток мужчин – все они, казалось, разглядывали отражение Букера в зеркале за кондитерской витриной, – как если бы хотел показать, какой он маленький. – Люди думали, что в один прекрасный день случится беда. Девочки есть девочки. Их нельзя запирать в доме, когда им исполняется шестнадцать, семнадцать лет, иначе они натворят глупостей. Во всяком случае, таково здесь общее мнение. Отец Лиззи окружил ее стеной, и люди считали, что она через эту стену перелезет. Что она и сделала, – удовлетворенно добавил он.
– Расскажите мне об этом. – Букер почувствовал укол непрофессонального любопытства.
– Здесь особо нечего рассказывать. Она влюбилась ни в кого иного, как в Билли Цубера.
– Поему 'ни в кого иного'?
– Билли был футбольной звездой старших классов – в маленьком городке это значит немало. Я всегда считал его недоумком. Он уехал отсюда учиться – в спортивную школу, конечно, но очень скоро вылетел из своей лиги – и по спортивным причинам, и по всем остальным. Женился на девушке, которую обрюхатил – ничего глупее нельзя придумать в век контрацептивов и абортариев, и кончил тем, что вернулся домой к бизнесу своего отца – страхование и недвижимость. Сейчас у него не то пятеро детей, не то шестеро, точно не помню. Полагаю, он до сих пор не слышал о контроле над рождаемостью.
– Вы занимаетесь их бизнесом?
– Занимались, когда папа был жив, – тускло сказал Гримм. – Они с отцом Билли были друзьями.
Пьяница и неудачник, подумал Букер. Ничто так не выводило его из себя, как необходимость иметь дела с неудачниками, однако в настоящий момент Гримм являл собой все, что мешало ему ехать по метели к миссис Уолден и спрашивать, не поможет ли она ему лишить наследства свою дочь.
– Они с Билли были любовниками?
– Любовниками? – переспросил Гримм, словно это было иностранное слово. – Марти, мы здесь не разговариваем, как во французских фильмах. Это фермерский край. Если вы спрашиваете, спали ли они вместе, или трахались на заднем сиденье его машины, ответ будет – вероятно, нет, как бы Билли этого не хотел. Она, возможно, была единственной девочкой в школе, способной сказать ему 'нет', и настоять на этом. Они сбежали, как я слышал. Это был великий, романтический момент в жизни Билли, и он влип.
Букер изумленно уставился на Гримма.
– Вы сказали 'сбежали'?
Гримм заморгал. Его встревожил настойчивый, сердитый шепот Букера. Он, похоже, испугался, что сказал что-то не то, и попытался оправдаться.
– Ну, да, – сказал он. – Во всяком случае, они уехали вместе.
– И поженились?
– Э т о г о я не знаю, конечно. Копы схватили их где-то у границы штата и доставили домой.
– Почему копы? Сколько им было лет?
– Господи, да не знаю я точно. Билли было семнадцать с хвостиком, может, восемнадцать. Лиз, наверное, шестнадцать. Не знаю, как это соотносилось с законом. Думаю, просто Уолден, мой папа и отец Билли собрались вместе и вызвали отряд полицейских. Знаете, они пользовались здесь влиянием. Если они все трое надавили на шерифа, он бы сделал все, что они хотели – особенно, если вопрос касался детей, семьи и тому подобного.
– Но они м о г л и пожениться?
– Наверное… А какое это имеет значение?
– В этом вся подоплека.
– Вот как? Ну, поскольку сейчас Билли совершенно респектабельный, женатый человек с целой кучей детей, то, полагаю, на Лиз он не женился.
– Или они с Лиз развелись. Или брак был аннулирован? Были какие-нибудь разговоры об этом?
– Никаких, насколько я знаю. Сказать по правде, Марти, всю историю замяли так быстро, что никто не слышал подробностей. У Лиз не было подруг, с которыми она могла поделиться, а Билли, вероятно, заставили поклясться молчать. Его спровадили в колледж с такой скоростью, что его нога даже не коснулась здесь земли – что объясняет, почему нынешняя миссис Цубер смогла так лихо поймать его с разгона! – Гримм рассмеялся. В его смехе была горечь, красноречиво свидетельствующая о его взглядах на проблему брака.
Букер вывел нынешнюю миссис Цубер из разговора с помощью чизбургера. Он ненавидел есть руками, но когда он попросил к чизбургеру вилку и нож, официантка посмотрела на него, как на пришельца с другой планеты, и половина посетителей за стойкой повернулась на своих табуретах и уставилась на него. Без всякой связи он вспомнил, как Артур Баннермэн во время своей кампании давал неукоснительные инструкции, чтоб его никогда не фотографировали за едой, и однажды, когда местный предприниматель умудрился застать Баннермэна с 'хот-догом', тот передал сосиску Букеру, и последнему пришлось держать ее полчаса, прежде чем он сумел ее выкинуть, причем все это время соус и горчица капали ему на жилет и брюки. Чего только я не делал для Баннермэнов, подумал он.
– В ваших архивах сохранились какие-то рапорты о том, что случилось? – спросил он.
Глаза Гримма нервно забегали.
– Здесь есть небольшая проблема.
– Проблема?
– Некоторые из папиных бумаг… хм… пропали. В конце жизни он стал небрежен. Вы знаете, такое бывает со стариками. Он забрал, понимаете, одну папку, когда к нему приходил тот парень, и так и не вернул.
– И ее не нашли?
Гримм кивнул.
Букер гадал, какова же правда. Что более важно, задумался он, кто еще копался в прошлом Алексы Уолден, и почему, и что он нашел. Он знал, как действуют газеты. Возможно, они послали кого-то из-за слухов о связи Артура Баннермэна с молодой женщиной, а потом решили не предавать историю огласке. Букер мог чего-то не знать о Баннермэнах, как ни близок он был к ним, но з н а л, что Артур Баннермэн имел власть пресечь статью, убийственную для него или его семьи, если этого хотел. Что бы ни случилось, догадывался он, Гримм ему не скажет, да и не было смысла давить на него относительно данного предмета.
– Наверное, сохранились какие-то рапорты в окружном суде? – спросил он.
– Возможно, не здесь, – с неловкостью ответил Гримм. – Вам надо бы поискать в Айове, или в Миссури. Я забыл, в каком направлении они уехали.
Сердце Букера заныло от перспективы дальнейшего путешествия в глубинку. Завтра он надеялся выехать в Нью-Йорк.
– Сегодня пятница, – продолжал Гримм. – Вам придется подождать до понедельника. Кстати, где вы остановились?
Букер оглядел зал.
