— Девушки, добрый день! Чем это вы там занимаетесь?
На том балконе зашушукались.
— Прилетел, пернатый друг!
— А я говорила, надо было раньше!
— Не отвечай!
— Да пошел он!
— Он же мент, не связывайся!
— Мне теперь на них…
И одна, сложив ладошки рупором (а на самом деле балконы были довольно близко), закричала
— Смерть ментам! Да здравствует Цой!
К.И. открыл глаза и присмотрелся. Девицам от роду, надо полагать, было не больше пятнадцати. Не исключалось также четырнадцать, двенадцать и десять.
— Слышь, мент драный! — не успокаивалась девица. — Сегодня Витин день рожденья!
— Ты хоть Цоя знаешь? — заорала другая.
Поппер кивнул. Не очень он пока соображал. Напоминало ему все это пока надпись в своем туалете:
— С днем рождения, — вежливо сказал он.
— Он родился в десять утра! — сказала одна.
— Без пяти десять! — подхватила другая.
— А вас как зовут? — машинально спросил К.И.
— Алена! Света! — закричали они.
— Кто есть кто? Которая Алена?
— Беленькая!
— А я — черненькая!
— Вот и познакомились, — Карл Иванович, видно, уже совсем успокоился. — Как праздник будем отмечать?
— А вас как зовут?
— Ах, да. Карл Иванович.
— Мы, Карл Иванович, сейчас будем прыгать с балкона.
— Без пяти десять!
— Без пяти десять.
— Так, — сказал К.И., — ты и ты.
Обе кивнули, а Света еще заорала
— Просто прыгать? На асфальт?
Опять обе закивали в восторге от самих себя, а Алена (беленькая) запела
— Слушайте, девочки, — дослушав куплет и чувствуя себя бесконечно тупым, сказал Карл Иванович, — у меня предложение. Вы сейчас приходите ко мне, я тут один, жены нет, мы открываем бутылку шампанского, даем салют из пистолета и отмечаем день рожденья как положено. Принято?
— Дули, — сказала Алена, которая была постарше. — Мы решили прыгать! Нас теперь не остановишь.
Света молча показала фигу.
— А почему прыгать?
— Витя умер!
— Теперь жить подло!
«Жить и раньше было подло». (Это Карл Иванович подумал). И еще он подумал
— Что у вас на плакатах-то написано? Отсюда не видно.
— Цой, мы с тобой!
— Группа крови на рукаве!
— Мы с тобой одной крови! Витя жив!
— Девчонки, вы мне нравитесь, — наконец сказал Поппер то, что обдумывал. — Глупо просить вас брать меня с собой, я ж вашего Цоя не слушал. Мне что Цой, что три яйца на боку у коровы. Не обижайтесь. Но мне ваша мысль понравилась. Или нет, не мысль… А чувства ваши.
— Хотите с нами? — не поверила Алена.
— Сдурел, — как в гипнозе, подтвердила Света.
— А чего нет? — обиделся Поппер.
— У вас же…
— Что у меня?
— Семья, дети…
— Ничего умнее не смогли придумать? — поинтересовался Поппер. — А у вас?
— У меня предки — жопа, — сказала беленькая и приставила ладонь к горлу.
— У меня все — пидоры недоделанные, — вздохнула черненькая. — Что предки, что братец…
— Молодцы… Ну, красота… Так вас, значит, только Цой и манит?
— Цой — великий, — сказала Света. — И добрый…
— Значит, так, — решил Поппер, только он еще не знал, что он решил. — Вы не только сами запутались, вы и меня запутали. Представьте, что на нас сейчас смотрят тысячи две народу и бьются об заклад: прыгнут, не прыгнут. А с другой стороны на нас смотрит Цой. Если, конечно, он жив…
— Он жив!
— А что ж вы тогда хотите сдохнуть? Если он жив?
Это была сложная логическая задача. Поймать разницу между символом и реальностью не удавалось и более светлым головам.
— Я пошла! — тогда сказала Света, встала на перила и — прыгнула.
>
— Теперь у ее родителей, — зло сказал Карл Иванович, — будет песня на всю оставшуюся жизнь.
— Какая? — вскинулась Алена.
— Группа крови на рукаве… У вас там плакатика «Посвящается любимым родителям» нет?
— Нет…
— Зря. Вы же для них стараетесь.
— Почему?
— А почему вам, дурам, в лес не убежать со своим Цоем? Ну? Почему? Почему вам надо им всем под носом свои разбитые тела демонстрировать? Это же подарок — на восьмое марта!
— Почему подарок? Я ничего не понимаю! Почему подарок?
Карл Иванович не очень понимал, почему это подарок. Но твердо знал, что он прав. Внезапно он вспомнил про Свету; защемило. «Беленькая!» «Черненькая!» Он повернулся уходить с балкона, уже открыл дверь, а потом вдруг развернулся и сказал
— Одно я тебе обещаю, голуба. Если ты сейчас кинешься, то я сам помогу твоим родителям организовать в твоей комнате музей памяти Цоя. Они у тебя Цоя ненавидели?
Алена кивнула.
— Теперь полюбят. Я тебе обещаю. Целыми днями будут слушать. И учителей из школы приглашать. Ты их всех подружишь. Мертвый панк — хороший панк. Ты ведь панк?
Она помотала головой: «Нет».
