Лесбосе.
Она казалась совершенно сбитой с толку.
– Нет, Макс! Нет, это невозможно!
Он взял графин с коньяком и помахал им перед ее носом.
– Ты что, не понимаешь, в чем дело? Ты была пьяна, как всегда. Так пьяна, что не соображала, что делаешь.
Он отшвырнул графин и снова толкнул ее на кровать. Сейчас Руфь была совершенно трезва, глаза ее расширились от ужаса.
– Но я не хотела, Макс! Я не хотела ничего дурного!
– Ты никогда не хочешь, мой ангел.
– Что ты собираешься делать? – хрипло сбросила она.
– Я? – он холодно улыбнулся. – Я собираюсь отдать тебя Ставру.
Она затрясла головой.
– Нет, Макс, ты не сделаешь этого.
– Разве? – Доннер повернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Ставру стоял и смотрел на Руфь без всякого выражения на холодном и жестком лице. И вдруг он сделал то, чего никогда не делал при ней прежде: он засмеялся. Когда он шагнул к ней, она вскрикнула, вскочила на ноги и поставила перед собой кресло. Он отбросил его ногой, как мячик, а девушка рванулась к французскому окну, изо всех сил стараясь открыть его. Стекло зазвенело. На высоте сорока футов балкон выходил на каменную террасу перед домом. Руфь обернулась и, когда Ставру подошел ближе, с душераздирающим криком бросилась вниз.
Камера, куда втолкнули Шавасса, была с решеткой на двери, но без окон, поэтому, когда дверь закрылась, Пол оказался почти в полной темноте. У противоположной стены раздался шорох, и он различил темный силуэт и светлое пятно лица.
– Кто это? – резко спросил он.
– А, англичанин, – в голосе говорящего слышался легкий акцент. – Очень интересно. Вероятно, вы на нашей стороне?
– Это зависит от того, кто вы, – ответил Пол.
– Разрешите представиться: Гюнтер фон Байерн, полковник разведывательного корпуса бундесвера. Не возражаете, если я так назову его? Насколько я знаю, такой корпус только один.
– Шавасс. Пол Шавасс.
– Француз?
– И англичанин. У вас случайно не найдется сигареты?
– Прошу вас.
Недолгое пламя спички осветило остроскулое худощавое лицо. В черных глазах при мерцающем свете вспыхивали янтарные блики, от которых глаза, казалось, меняли свой цвет. Мужчина лет сорока пяти с симпатичным улыбчивым лицом и подчеркнуто медлительной речью, которая, однако, ни на минуту не обманула Шавасса.
– С вами был капитан Бейли?
Фон Байерн кивнул.
– Офицер связи. Бедняга. Когда мы въехали во двор этого проклятого дома и оказались на мушке у людей, которые, по-видимому, были солдатами моей собственной армии, он пытался бежать.
– Его убили?
– Боюсь, что так. Не пора ли вам рассказать, в чем тут дело?
Шавасс присел рядом с ним на корточки и стал говорить. Его рассказ был недолгим, и, когда он закончил, фон Байерн слегка хихикнул.
– Вы знаете, нужно отдать должное тому, кто это придумал. План гениально прост.
– И сработает, – сказал Шавасс. – Сработает, и нам не удастся этому помешать.
В коридоре послышались шаги. Подойдя к решетке, Шавасс увидел Асту в сопровождении Ставру. Он позвал ее, и она подбежала к решетке.
– С тобой все в порядке, Пол?
– Прекрасно, мой ангел.
Рядом с ним появилось лицо фон Байерна.
– Представьте нас, пожалуйста.
– Аста Свенссон – фон Байерн.
– Очень рад, – произнес, фон Байерн, но Ставру, сердито нахмурившись, оттащил девушку.
Они услышали, как в конце коридора лязгнула дверь, повернулся ключ в замке, и Ставру вернулся назад.
– Неприятный тип, – заметил фон Байерн.
– Ставру? – Шавасс кивнул. – Он, по-моему, грек.
Фон Байерн покачал головой.
– Скорее всего из Восточной Сибири. В юности я слишком много их перестрелял, чтобы ошибиться. – Он предложил Шавассу еще одну сигарету, и они уселись на старый деревянный сундук.
– Кстати, очаровательная девушка. Вы любите ее?
– А вам не кажется, что вы слишком любопытны?
– Мой дорогой Пол – не возражаете, если я буду вас так называть? У нас в самом деле нет времени, чтобы действовать по-другому. Жизнь всегда жестока, обычно несправедлива, но в промежутках бывает просто прекрасна – нужно только распознать эти моменты.
– Вы странный человек, – сказал Шавасс. – Мы сидим здесь, приговоренные гнить в этой дыре неизвестно сколько, в то время как мир вокруг нас рушится, а вы философствуете. Что же тогда может огорчить вас?
Фон Байерн хохотнул.
– Я был под Сталинградом, вернее, я – один из тех немногих, кому удалось оттуда выбраться. Все остальное в моей жизни сущие пустяки по сравнению с этим. Иначе и быть не может.
Неожиданно грохнула дверь, и Шавасс увидел Гектора Мунро, искоса глядящего на них сквозь решетку.
– Ну-ну, неплохо там, а? – спросил он. – Вам не холодно, мистер Шавасс?
Шавасс подошел к двери и посмотрел на него.
– Он уехал около часа тому назад, – усмехнулся Гектор Мунро. – Вы теперь у меня под крылышком, бравый парнишка. Я сейчас подкреплюсь тем, что мне оставил мистер Доннер, выпью прекрасного виски, а часа через два или три вернусь посмотреть, не замерзли ли вы окончательно.
Смех его раздавался до тех пор, пока он поднимался вверх по ступенькам, а потом дверь захлопнулась, отрезав их от внешнего мира.
Доннер стоял в рубке катера, оглядывая корабль сквозь иллюминатор. В трюме, похожем на стальную раковину, единственным грузом был оливково-зеленый автомобиль «бедфорд». Сверху находилась железная дверь в форме арки, через которую можно было выйти на берег. От легкого северо-западного ветерка море зыбилось, и хотя туман и дождь уменьшились, потребовалось достаточно много времени, чтобы добраться до Малайга. Капитан, старший лейтенант Королевского транспортного корпуса, русоволосый молодой человек в толстом белом свитере, опустился с мостика и отдал приказ рулевому.
– Лево на борт, курс пять.
– Есть лево на борт, курс пять.
– Так держать.
– Есть, сэр.
Доннер открыл свой серебряный портсигар и повернулся к Мердоку.
– Сигарету, капитан Бейли?
– Благодарю, сэр.
Молодой лейтенант сказал:
– Уже скоро, сэр. Еще минут двадцать.
