Моторы взревели. Я наклонился вперед и обхватил голову руками. В моем сознании крутилась одна безумная мысль. Если тут и была чья-то вина, то не Элейн, а моя.
Что сказано о грехах отцов?
Глава 31
Почти в полночь по среднеамериканскому времени я назвал свою фамилию девушке в голубой форме, сидевшей за стойкой больничной регистратуры. Пока она рылась в картотеке, я снял пальто. Через приоткрытую дверь увидел, как разворачивается такси, на котором я приехал из аэропорта.
Мимо стойки прошла монахиня в серой рясе.
— Сестра Анжелика, — окликнула ее девушка.
Монахиня обернулась.
— Да, Элизабет?
— Это мистер Ровен. Вы не проводите его в восемьсот двадцать вторую палату? Там лежит его сын.
Лицо монахини было добрым.
— Пожалуйста, идите за мной, — тихо сказала она.
Мы подошли к лифту.
— После десяти лифтеры уходят, — как бы извиняясь, сказала она и нажала кнопку.
Покинув кабину на восьмом этаже, мы зашагали по выкрашенному голубой краской коридору. Дойдя до просторного холла, свернули в другой коридор. В конце его я увидел маленькую фигурку, ссутулившуюся возле одной из дверей.
Я бросился вперед.
— Мардж! — закричал я.
Когда я приблизился к ней, она подняла свое лицо с резко обозначившимися от утомления и тревоги морщинками.
— Бред! — глухо вымолвила она.
Это был голос человека, пролившего за день немало слез.
— Бред, ты здесь!
Она покачнулась; я поддержал ее.
— Что с ним? — взволнованно спросил я.
Мардж заплакала.
— Не знаю. Доктора говорят, что пока ничего сказать нельзя. Кризис еще не наступил.
Она поглядела на меня, и ее серые глаза напомнили мне об Элейн. В них была та же боль.
Я не мог смотреть в эти глаза. Перевел взгляд на закрытую дверь.
— К нему можно зайти? — спросил я.
— Они разрешили заглянуть в полночь, — ответила Мардж.
— Уже почти двенадцать.
Я повернулся к монахине.
— Позову доктора, — сказала она, зашагала по коридору и исчезла в одной из комнат.
— Тебе лучше посидеть.
Я подвел Мардж обратно к дивану и сел рядом с ней.
Ее лицо было бледным, осунувшимся. Я зажег сигарету и протянул ее Мардж. Она нервно затянулась.
— Ты что-нибудь ела? — спросил я.
Она покачала головой.
— Не могу. Нет аппетита.
В коридоре послышались шаги. Мы подняли головы.
Сестра Анжелика возвращалась с врачом.
— Можете зайти, — мягко сказал он. — Но только на минуту.
Доктор открыл для нас дверь.
Мы молча переступили через порог. Увидев сына, Мардж ахнула, ее ногти впились в мою руку.
Его тело было закрыто аппаратом искусственного дыхания; мы увидели только макушку Бреда. Густые черные волосы блестели и казались жирными. Лицо было белым, веки — плотно сомкнутыми. Тонкая трубка шла от его носа к баллону с кислородом. Бред дышал тяжело, неровно.
Мардж шагнула вперед, чтобы коснуться сына, но доктор шепотом остановил ее.
— Не беспокойте его. Он отдыхает, ему нужно беречь силы.
Она тихо постояла возле кровати, держась за мою руку. Мы наблюдали за сыном. Губы Мардж беззвучно шевелились, она словно говорила с ним.
Я внимательно глядел на Бреда. Он был моей плотью, его страдания передавались мне. Гигантский плод моего семени, моя частица, боль которой я не мог облегчить.
Я вспомнил день, когда видел его в последний раз. Я подшучивал над худобой сына, мешавшей ему попасть в футбольную команду. При его росте, заметил я, лучше заняться баскетболом. Эта игра менее опасна. Если он проявит способности, его гонорары смогут достигать пятидесяти тысяч долларов в год.
Я уже забыл, что он ответил. А сейчас Бред лежал под металлическим аппаратом, который дышал за него, потому что измученный организм сына не мог делать это самостоятельно. Мой малыш. Я шагал с ним ночами по дому, когда он плакал. У него самые могучие легкие в мире, жаловался я. Сейчас бы я не стал жаловаться.
Только бы они оказались достаточно сильными! Я не мог дышать за него. Это делал металлический монстр с белыми стерильными боками, зловеще поблескивающими в больничном свете.
— Теперь вам лучше уйти, — прошептал доктор.
Я повернулся к Мардж. Она послала воздушный поцелуй спящему сыну; я взял ее под руку и вслед за врачом покинул палату. Дверь бесшумно закрылась.
— Когда что-нибудь будет известно, доктор? — спросил я.
Он бессильно пожал плечами.
— Не могу сказать, мистер Ровен. Кризиса пока не было. Он может произойти через час или через неделю.
Когда именно, никто не знает.
— Он останется инвалидом?
— До кризиса ничего нельзя утверждать, мистер Ровен, — ответил врач. — После него мы проведем обследование и все выясним. Сейчас же я могу сказать вам лишь одно.
— Что именно, доктор? — с тревогой спросил я.
— Мы делаем все, что в наших силах. Не волнуйтесь напрасно и не пытайтесь заглянуть в будущее. Вы не поможете сыну, если сами заболеете.
Он повернулся к Мардж.
— Вы здесь уже давно. Вам пора отдохнуть.
Она провела тыльной стороной руки по глазам.
— Я не устала.
— Заставьте ее отдохнуть, мистер Ровен, — обратился он ко мне. — Вы сможете снова увидеть сына в восемь часов утра. Спокойной ночи.
Он зашагал по коридору.
Мы провожали его глазами, пока он не скрылся в своей комнате. Затем я повернулся к Мардж.
— Ты слышала, что сказал врач?
Она кивнула.
— Тогда идем, — сказал я. — В каком отеле ты остановилась?
— Ни в каком, — глухо произнесла она. — Я приехала сюда прямо из аэропорта.
— Внизу есть телефон, — сообщила сестра Анжелика. — Вы можете позвонить в гостиницу оттуда.
Я поблагодарил ее.
— Где твой чемодан? — спросил я Мардж.
— В приемном покое, — отозвалась она.
Мы медленно направились к лифту. Выйдя внизу из кабины, зашагали к стойке.
