уходит, даже не притронувшись к ней? Некоторое время Кэти обдумывала загадочное поведение капитана. Когда она наконец уснула, небо уже озарилось первыми лучами рассвета.
Спустя несколько часов она очнулась ото сна и увидела, что в каюте по-прежнему темно как ночью. Она было удивилась, но потом вспомнила о шторме. Должно быть, непогода разыгралась не на шутку. Корабль кидало из стороны в сторону, и Кэти сумела встать на ноги только после того, как набила на голове шишки. Чтобы не упасть, ей пришлось держаться за спинку кровати. Пока она спала, в каюту явно кто-то наведывался. На столе появился кувшин с водой, корзинка с булочками, мед и заварочный чайник. Ее платье было аккуратно сложено и лежало в ногах кровати. Кэти торопливо его напялила и, как могла, закрепила разорванный лиф булавками. Усевшись за стол, она с удивлением обнаружила, что совсем не хочет есть, хотя вчера не обедала и не ужинала.
Сладкий аромат булочек дразнил ее ноздри, но Кэти, внезапно почувствовав тошноту, отвернулась от разложенной на столе еды. Корабль качнуло влево, потом вправо, и побледневшая Кэти выскочила из-за стола и устремилась к иллюминатору, едва успев вовремя распахнуть створки. Грозные водяные валы заполонили ревом каюту, и Кэти, высунувшись наружу, опустошила содержимое своего желудка прямо в море.
Следующие три дня Кэти провела в постели, чередуя неспокойный сон с жестокими приступами рвоты. Около койки поставили специальный тазик, но это не облегчило ее участи Она думала, что умрет, и на исходе первого дня мытарств горячо молила Бога о смерти, которая казалась желанным избавлением от такого жалкого существования Увидев страдания пленницы, капитан невольно рассмеялся и поручил своему личному слуге, Петершэму, за ней ухаживать
Старик Петершэм, невысокий, худой и жилистый, знал капитана, когда тот еще был мальчишкой Он рассказал Кэти, что служил конюхом у его отца в Вудхэме, семейном поместье Хейлов в Южной Каролине. Когда юный Джон поссорился со своим отцом и убежал из дома, разгневанный джентльмен послал Петершэма на поиски заблудшего чада. Однако, вместо того чтобы вернуть Хейла-младшего к очагу, Петершэм отправился с Джоном в море. С тех пор он неотлучно был с мистером Джоном и повидал много всякого, от чего у любого человека волосы встали бы дыбом. Но Петершэму нравилась пиратская жизнь, и он не собирался расставаться со своим капитаном.
Кэти очень заинтересовал рассказ Петершэма. Получалось, что капитан Хейл был американцем. Это многое объясняло. Про людей, живущих в заокеанских колониях, говорили как о жестоких, бесчувственных дикарях, и Джонатан Хейл на редкость точно соответствовал этому описанию. Истинный уроженец Америки, он грабил, убивал и насиловал без разбора.
Сам капитан появлялся в своей каюте только для того, чтобы наскоро перекусить или на пару часов провалиться в тяжелый сон после суточного бдения на палубе. На вторую ночь пребывания в каюте Кэти, истощенная морской болезнью, дремала и не слышала, как вошел Хейл. Проснувшись, она обнаружила, что он в глубоком забытьи растянулся на койке рядышком с ней. Он спал без пижамы, и его обветренная, просоленная кожа обжигала Кэти даже сквозь плотную ткань платья. Она попыталась отодвинуться, но рука Хей-ла свинцовой тяжестью придавила ее разметавшиеся волосы, и Кэти испугалась, что разбудит его неосторожным движением. Она снова опустилась на подушку и, скосив глаза, бдительно наблюдала за капитаном. Убедившись, что Хейл в самом деле спит, она постепенно расслабилась и наконец ее тоже сморил сон.
Хейл все еще спал, когда спустя полчаса Кэти открыла глаза. К своему ужасу, она обнаружила, что рука Хейла небрежно облапила ее грудь, а волосатая ножища преспокойно переплелась с ее ножками. Ахнув, Кэти предприняла все усилия, чтобы откатиться на край постели. Ее судорожные попытки разбудили капитана.
— Не ерзай! — проворчал он, таращась на девушку припухшими, красноватыми глазами.
Кэти нерешительно подчинилась, с опаской прикинув, что может натворить этот американец, если она проявит строптивость. Хейл снова закрыл глаза. Через несколько минут он встал с койки и устало потянулся, ничуть не стесняясь своей наготы. На этот раз Кэти зажмурила глаза в непритворном ужасе. Она уже видела его со спины, но спереди Хейл выглядел как самое настоящее чудовище.
Грянул гром, и корабль резко опрокинулся вправо. Капитан выругался и торопливо оделся. Его плечи устало ссутулились, глаза от недосыпания налились кровью. Кэти с удивлением почувствовала, что ощущает себя искренне виноватой за то, что прервала его сон. Впрочем, ее добрый порыв был быстро рассеян следующими словами Хейла:
— В следующий раз, когда я лягу с тобой в постель, сними это платье. Если ты такая скромница, скажи Петершэму, пусть он отыщет тебе ночную сорочку в моем сундуке. Черт побери, я не хочу спать в обнимку с подушечкой для булавок! Предупреждаю, если к моему возвращению ты не разденешься, я раздену тебя сам. И, уверяю тебя, я сделаю это с большим удовольствием!
Его глаза плотоядно сверкнули, и Кэти натянула одеяло до подбородка, опасаясь, как бы Хейл не приступил к обязанностям ее горничной немедленно. Хлопнув дверью, он покинул каюту в дурном расположении духа. Кэти, напротив, радостно улыбнулась. Несокрушимый и самоуверенный капитан жаловался на булавки, которые не давали ему спокойно спать. Кэти почувствовала себя героиней- мстительницей.
Несмотря на свое торжество, Кэти не рискнула ослушаться Хейла. Открытый бунт не имел никакого смысла, и Кэти решила вести себя по возможности дипломатично. Она самолично обшарила сундуки, нашла стопку чистых сорочек и надела одну из них. Сорочка оказалась слишком велика — рукава свисали почти до колен, а подол десятидюймовым шлейфом волочился по полу. И все же этот клоунский наряд был гораздо удобней ее рваного и грязного платья. В конце концов Кэти нашла его вполне сносным, предположив, что в самых решительных случаях она сможет дополнительно закутаться в одеяло.
Капитан не возвращался в каюту до поздней ночи, и к этому времени Кэти уже освоилась со своей новой одеждой. Она сидела на койке, обложившись грудой подушек, и мелкими глоточками прихлебывала из чашки чай. Морская болезнь отступила, но когда качка усиливалась, Кэти вновь приходилось несладко. В каюту, пошатываясь от изнеможения, вошел Хейл. Кэти боязливо уставилась на него расширенными глазами и пошевелилась, словно собиралась спрыгнуть с кровати.
— Оставайся на койке, а не то я заставлю тебя пожалеть, что ты родилась на свет, — рявкнул Хейл и добавил: — Не бойтесь, миле — ди, я слишком устал и дарю вам отсрочку до следующего свидания.
Замерев, Кэти настороженно наблюдала, как Хейл, задув свечу, стал раздеваться. В ночном мраке ей был виден лишь его призрачный силуэт. Он быстро нырнул в постель рядом с ней, и не успела Кэти отпрянуть, как он крепко обнял ее за талию и придвинул к себе. Кэти почувствовала, что он дрожит от холода. Возможно, Хейл Держит ее в своей каюте только для того, чтобы согреваться во время сна, с надеждой подумала Кэти. Эта мысль ее ободрила, и она позволила своему напряженному телу немного расслабиться.
Близость Хейла ее страшила — и, как ни странно, волновала, — хотя Кэти и понимала, то ли с облегчением, то ли с разочарованием, что, пока на море бушует шторм, со стороны распущенного американца не следует ожидать серьезных поползновений. Хейл уснул почти моментально, дыша глубоко и ровно. Кэти приподнялась на локте и с невольным любопытством впилась глазами в его бронзовое лицо, по-детски безмятежно вдавившееся в подушку. У Хейла были удивительные ресницы, длинные и пушистые, которые не вязались со свирепой мужественностью его облика. Кэти обратила внимание на тонкие губы и твердую, решительно очерченную челюсть. Кэти чувствовала неясное томление; ее влекло к спящему Хейлу; блуждая взором по его лицу, она воображала, как проводит своими губками по небритой щеке… Внезапно она спохватилась — мысли приняли чересчур вульгарный оттенок — и сердито опустилась на тюфяк. Убаюканная стихающей качкой, Кэти вскоре погрузилась в глубокий сон.
Наутро, открыв глаза, она наконец-то увидела за иллюминатором яркие солнечные лучи. Примятая половина койки рядом с нею была пуста. Кэти проворно вскочила на ноги, подбежала к окну и высунулась наружу. Море сверкало, словно усеянное бриллиантами. Кэти запрокинула лицо навстречу теплому солнцу и благоуханному воздуху, страстно желая поскорее выбраться из затхлой каюты. Она решила во что бы то ни стало уломать Петершэма разрешить ей выйти на палубу. В конце концов, даже приговоренным к смерти убийцам разрешают раз в день прогуливаться под открытым
небом.
«Но в чем же я выйду на палубу?» — опомнилась Кэти, выплеснув на лицо пригоршню холодной воды.
