– Мы здесь не для того, чтобы шутить, – зло оборвал его Муций. – Дело гораздо серьезнее. Быстро одевайся и пошли.
И тут Руф потерял терпение.
– Оставьте меня в покое! – закричал он. – Клянусь, я никогда ничего не писал ни на каких храмах. Это, должно быть, кто-то другой. И если вы мне не верите, то тем хуже.
ПОЧЕРК
Мальчики были поражены. Им и в голову не приходило, что в конце концов виновником может оказаться кто-то другой.
– Поклянись! – потребовал Муций.
– Клянусь! – уверенно повторил Руф, подняв правую руку.
Муций обернулся и обвел своих друзей подозрительным взглядом.
– А что скажут остальные? – с угрозой произнес он.
– Это сделал конечно же не я, – злобно отозвался Публий. – Я и так часто говорил Каю в лицо, что он болван. Зачем бы я стал писать об этом на стене?
– Может, виноват кто-то из рабов Виниция? – предположил Антоний. – Кай мог сыграть с ним злую шутку, например подложить крапивы к нему в постель. В отместку раб написал на стене храма: «Кай – болван».
– Где найдется в Риме раб настолько сумасшедший, чтобы осквернить храм? – рассудил Юлий. – Это мы – болваны, – медленно продолжал он, метнув на Руфа недоброжелательный взгляд. – Разве Клавдия не говорила, что Кай сразу узнал почерк Руфа?
– Ложь! – запротестовал Руф. – Как это мог быть мой почерк, если я ничего не писал?
Муний нахмурился.
– Но Каю кажется, что он знает твой почерк очень хорошо.
Руф принужденно рассмеялся.
– Хорошая шутка. Кай слишком глуп, чтобы узнать чей-либо почерк. Ведь он едва умеет читать.
Но друзья Руфа даже не улыбнулись. Они серьезно смотрели на него. Больше шутить ему не хотелось. Руф замолк и задумался. Наконец он с облегчением вздохнул.
– Я могу доказать, что это не мой почерк, – ликующе сказал он.
– Как? – спросил Муций.
– Дайте мне навощенную табличку! – распорядился Руф. – Я напишу: «Кай – болван», и вы тут же увидите, что каракули на храме не мои.
Простая и разумная мысль всем понравилась. Руф взял в руки стиль и табличку и приготовился нацарапать известные всем слова.
– Но ты должен писать, как всегда пишешь, – предупредил Юлий.
– И пиши такими же большими буквами, как вчера вечером в школе, – указал Муций.
Руф кивнул. Он сидел скорчившись на кровати, наклонив голову набок, и старательно выводил буквы. При этом он то и дело нервно проводил кончиком языка по губам. Закончив трудиться над образчиком своего почерка. Руф вручил навощенную табличку Муцию.
– На! Вот как я пишу! – уверенно произнес он.
Мальчишки столпились позади Муция. И дружно уставились на табличку.
– Ну? – занервничал Руф. – Почему вы молчите?
– Хм, – промычал Муций, смущенно потирая нос.
– В точности как на стене храма, – решил Антоний, обладатель отличной памяти.
– Нет, – возразил Флавий, – совсем не похоже.
– По правде говоря, я не помню, как выглядит надпись на храме, – признался Муций.
– И я не помню, – подхватил Юлий.
– Давайте сейчас же проверим, – предложил Антоний, выхватив табличку из рук Муция. – Я сбегаю к храму и сравню оба почерка.
– Подожди, я с тобой, – сказал Публий. – Иначе, когда вернешься, будешь рассказывать нам невероятные истории.
– Хорошая мысль, – одобрил Муций. – Но будьте осторожны, чтобы вас не поймали возле храма, особенно с этой табличкой в руках.
– Можешь на нас положиться, – заверил его Антоний и поспешил к двери, а вслед за ним заторопился и Публий.
В комнатушке нависла неловкая тишина. Руф упрямо не смотрел на друзей; он сидел, рассеянно разглядывая свои ноги, торчащие из-под одеяла. Немного погодя мальчик неуверенно спросил:
– А почему сегодня никто не пошел в школу?
– Боги великие! – воскликнул Муций. – Мы чуть не забыли сказать тебе. Ксантипп простил тебя.
