обстановке? На чьей она была стороне?
— На своей!
Дре задумался. Эта девица вовсе не глупа. Он вспоминает слова Феррана: «Я живу в изоляции. Жизнь меня больше не интересует». Понимал ли Фроман, что его женитьба была роковой ошибкой? Преданный рабочими, друзьями, вероятно, женой, он, быть может, внезапно впал в депрессию? Дре намерен серьезно допросить вдову. Теперь он знает, как себя защитить, если его упрекнут, что он вяло вел следствие.
Я, разумеется, не присутствовал на похоронах. Обо всем мне доложил Марсель. Скучная церемония. Народу — тьма.
Много любопытных, которые притащились на кладбище, чтобы разглядеть Изу. Моросящий дождь омывал официальные лысины.
Наспех заготовленные речи. Наконец-то господин президент оставил нас в покое. Другое дело-комиссар. Тот продолжает рыскать. Почему все-таки господину Фроману вздумалось изменить условия своего завещания? Это наводит на размышления. Поскольку он никоим образом не мог распоряжаться частью состояния, законно причитающейся его сестре и племяннику, Иза была единственным лицом, входившим в его расчеты. Может быть, он собирался лишить ее наследства? Но тогда зачем он застрелился? Дре, бедняга, запутался. Чувствует, что ему недостает чего-то очень существенного, а так как он въедлив, то рассматривает любые гипотезы.
— Уважаемая госпожа, я хотел на прощание засвидетельствовать вам свое почтение и известить вас, что следствие практически закончено.
Комиссар не любит садиться. Он смотрит на госпожу Фроман, отмечает про себя, что траур ей к лицу, добавляет:
— Что вы теперь намерены делать?.. Замок, наверное, кажется вам достаточно мрачным.
— Я не могу оставить старую тетушку, — говорит она. — Если Шарль меня видит, я уверена, что он меня одобряет.
Дре изумлен. Он помнит, как сестра покойного отзывалась об Изе, пытается возразить:
— Разве госпожа де Шамбон теперь не единственная владелица Ля Колиньер? Наивный вопрос. Она будет счастлива, если вы ее не покинете. Иза изображает неподдельную грусть.
— Да, конечно. Но даже если бы она желала моего отъезда, что маловероятно, она вынуждена исполнить последнюю волю Шарля. Я имею право жить здесь столько, сколько захочу.
— А господин Монтано?
— И он тоже. Это четко написано в завещании.
— Но ваш супруг хотел внести изменения в текст завещания, вам это известно. Не скажете ли, почему? Кажется, Изу мучают сомнения. Она долго колеблется.
— Следствие закончено, — повторяет комиссар. — Вы можете говорить все что угодно. Ничто уже не в силах изменить заключение о самоубийстве вашего супруга. Но важно знать, что в конечном счете толкнуло его на такой шаг.
— Хорошо, — шепчет она. — Я вам все расскажу. Госпожа де Шамбон всегда имела на брата большое влияние… Конечно, не такое, как на Марселя, — здесь дело доходит до патологии… Мой муж прислушивался к ней, но после катастрофы он дал нам приют, не посчитавшись с мнением сестры. Можете себе представить, что было, когда Шарль женился на мне. Теперь Дре берет стул и садится рядом с Изой. Ему безумно интересно.
— Это означало разрыв, — продолжает она.
— Полный?
— Абсолютно. Она уединилась в своих комнатах. Общалась с Шарлем только через Марселя. У Шарля гордости не меньше, чем у нее, — один другому не уступит. Вообразите, как мы жили… И муж страдал настолько, что сердился на меня… будто я была виновата. Но в конце концов жизнь продолжалась с грехом пополам… до тех пор, пока ей не взбрело в голову, что ее сын влюблен в меня.
— И это, разумеется, не правда, — замечает Дре.
— О, совершенная чепуха! Марсель — обаятельный мальчик, но несерьезный.
— Прошу прощения, мадам. Я неточно выразился. Само собой разумеется, что вы не испытываете к нему ничего подобного. Но он?.. Другими словами, так ли уж ошибается его мать?
— у меня есть все основания так думать. Марсель всегда держался по-дружески по отношению к нам.
— К нам? То есть по отношению к вам и господину Монтано?
— Совершенно верно. Кстати, Ришар интересует его гораздо больше, чем я. Марсель никогда не вылезал из своей скорлупы. Ришар в его глазах — нечто вроде супермена. Бедный Ришар, если бы он меня слышал!
— А дальше? Старая дама нарушила свое уединение, чтобы предостеречь брата?
— Да, примерно так. Ответила ли я на ваш вопрос?
— Возможно. Насколько я понимаю, ваш супруг, рассердившись на вас, мог лишить вас наследства и запретить проживать здесь после его смерти? Иза разводит руками в знак сомнения, затем продолжает:
— Или же мог заставить Ришара уехать, что поставило бы меня в безвыходное положение… В моральном смысле я считаю себя ответственной за брата. В его состоянии — одинокий, беспомощный — куда бы он подался? Дре задумывается, затем наконец решается:
— Извините за настойчивость, но вернемся назад, к тому моменту, когда случилась автомобильная катастрофа. Не собирался ли ваш муж поместить Ришара в специальную клинику, например, в Швейцарии?
— Да, он думал об этом. Сестра пыталась подтолкнуть его на такой шаг.
— Почему он отказался?
— Чтобы не потерять меня.
— Значит, уже тогда… извините меня… он был до такой степени влюблен? Иза печально улыбается.
— Вам это кажется странным, не правда ли?.. Это потому, что вы не были знакомы с Шарлем.
— Но ведь никто не заставлял вас отвечать согласием.
— Верно. Кстати, сначала я сказала — нет. А потом… — Она останавливается, щеки ее чуть розовеют.
— А потом? — подхватывает Дре.
— Потом я велела ему спросить Ришара, согласен ли он.
— О, понимаю!
Иза внимательно смотрит на него и тихо продолжает внезапно изменившимся голосом:
— Раз уж вы так хотите все знать, это брат толкнул меня в объятия господина Фромана. — Она встает. — Вы удовлетворены, господин комиссар? Дре плохо скрывает замешательство. Кажется, он совершил бестактность.
— Благодарю вас за откровенность, — говорит он. — Но мне нужно найти формулировку, чтобы закрыть дело, — начальство торопит. Трудно представить себе, что ваш муж покончил с собой из-за огорчений интимного свойства… Вообразите себе комментарии… Или по причине финансовых затруднений… это вызвало бы панику среди его персонала. Тяжелая депрессия также маловероятна. Кто этому поверит?
Правдоподобна одна лишь формулировка: «В результате продолжительной болезни». Всякий знает, что это такое.
Словом, если вы согласитесь, мы будем придерживаться этой версии, но вы, со своей стороны, должны подтвердить ее в своем кругу.
— Я сделаю это, — обещает Иза. — Остается только убедить его сестру.
Понятия не имею, о чем сплетничают старухи. Кажется, Марсель не в себе. Иза поцеловала меня в лоб, и только.
— Брось… Теперь нас оставят в покое. Жизнь потекла своим чередом — с одной только разницей.
Теперь я могу сколько угодно разгуливать по лачуге. До сих пор присутствие старика бесконечно угнетало меня. Мне нравилось его пугать, это верно. Но я смутно опасался, что зайду слишком далеко, спровоцирую взрыв ярости. И Иза не была спокойна. Умоляла меня сохранять выдержку, не дразнить его.
