человека. Их сразу бросили в качестве заградотряда на перекрестье нескольких стратегически важных дорог. Через неделю их осталось восемнадцать. Теперь, на теплом песке Восточного побережья сидели только Кейл и Шано, остальные, с выклеванными стервятниками глазами, лежали на обширной территории от Огненного города до Ластпорта. Кейл, обжигая пальцы, затянулся еще раз, бросил окурок и надвинул на него горку песка. Стрельба за окраиной усилилась. Там отходил к пристани один из батальонов Седьмой дивизии, он должен был погрузиться последним. Уходя из города, поджигали военные склады и дома, кто-то со злобы палил и по мирным жителям, испуганно выглядывавшим из окон. По металлическому трапу на борт транспорта забегали запыхавшиеся легионеры. Протащили раненого, и его рука, свисая с носилок, прочертила на песке длинный, неровный след. Шано вскочил и сказал:
— Я чувствую, что прощальных речей жителей Ластпорта мы не дождемся. Поэтому предлагаю немедленно взойти на борт этого транспортного средства и покинуть этот негостеприимный берег.
Он шутил, но в глазах у него плескалась боль.
Кейл рассеянно смял в руке пустую сигаретную пачку и коротко отрезал:
— Я не поеду.
— Ты с ума сошел?! — заорал Шано. — Он не поедет! — и, схватив Кейла за грудки, приподнял над землей.
Кейл вырвался и, оправляя униформу, чувствуя ненужную высокопарность своих слов, сказал:
— На этой земле я родился и вырос, здесь погибли все мои товарищи. И я здесь останусь.
Шано побелел от злобы и затрясся.
— Ну и прр-ропадай тут, герой хренов! — и, растолкав нескольких легионеров, взбежал по трапу. Кейл посмотрел, как его спина скрывается в дверном проеме, вздохнул и отвернулся.
Через несколько минут рядом с ним на песок, невнятно матерясь, кто-то сел. Кейл обернулся и увидел Шано. Тот был мрачнее тучи, и с ожесточением продувал ствол винтовки, и не смотрел на Кейла. Со стороны города уже никто не шел к пристани. На пустой трап выбежал офицер и заорал:
— Эй, ублюдки, чего расселись! Быстро на борт!
Шано обернулся и с наслаждением объяснил офицеру, куда он может отправиться на своей драной посудине. Офицер покраснел, открыл рот, закрыл его и, ожесточенно махнув рукой, отступил внутрь, шепнув что-то в рацию. Трап поднялся, закрывая дверной проем. Шано и Кейл сидели молча, смотря, как лениво покачиваясь на волнах, отплывает последний транспорт. Потом посмотрели друг на друга и рассмеялись. Встали и, сжимая в занемевших руках винтовки, пошли туда, где входили в город редкие цепи пехоты Избранных, туда, где, заволакиваемое черными клубами дыма, светило багровое, последнее в их жизни, закатное солнце…
