объекты.
— И тогда она тоже заранее знала время и место операций?
— Да, так она говорит. Она получала приказ, от шефа Виля и передавала это Альфреду или Борису.
— А что этот шеф потом сделал, она в курсе?
— Вот видишь, она подтверждает меня, об этом вся Бельгия знает. Я тебе неправильно не перевожу. Она говорит, что он очень смело поступил, обеспечил себя на всю жизнь. Он на банк налетел в городе Льеже и взял там сто сорок девять миллионов франков. Я тебе потом расскажу, а то Жермен будет недовольная, что мы без неё говорим.
— Валяй, валяй, Иван, тут надо по-светски, мы же в хороший дом попали. Видишь, она одобряет своего дорогого шефа.
— Она не сказала, что его одобряет, как ты говоришь. Он был бедный человек, не имел никакого имущества. Он был бедный и смелый. А на ихней войне все наживались. И поп твой наживался, купил себе три отеля.
— Разве он мой? Первый раз об этом слышу.
— Так она говорит, что мы с тобой и с ним одинаково русские. Но ты верно заметил, надо ей объяснить, я сейчас ей объясню. Этот поп — эмигрант от Николая, мы с ним разные русские. Ладно, я ей потом расскажу, она требует, чтобы я переводил без задержки, она продолжает за шефа Виля. Тогда он был хозяином всех Арденн, все его боялись и делали, как он скажет. Но как ему было жить после войны? Его приглашали в колониальную армию в Конго, но он устал воевать и не хотел туда идти. Если бы Жермен была бельгийской королевой, она сама дала бы ему сто миллионов за то, что он уничтожил столько бошей. А он решил взять их сам.
— Ладно, этот Виль тут ни при чём. Так что же это за операции?
— О, они делали большое число всяких операций: саботаж, парашютаж…
— Что за парашютаж такой, с чем его едят? — Иван перевёл мои слова, и они засмеялись. Иван повторил: — У нас все так говорят: парашютаж. Англичане бросали нам на парашютах оружие, консервы, гранаты. Надо было поджечь для них сигналы, поймать эти парашюты и быстренько убежать из этого леса, пока немцы не приехали. Я тоже парашютаж делал, — похвастал он. — Мы из этих парашютов рубахи шили для своего тепла.
Ив вышел и вскоре вернулся с новой бутылкой.
— Он принёс старое бургонское вино. Ты должен его попробовать. А она за это расскажет тебе про такой саботаж, за который твой отец получил орден.
— Ты меня смешишь, Иван. Говоришь про орден, словно это всем давно известно. Я, например, об этом первый раз слышу.
— Разве я сказал тебе про орден? — Иван сделал невинные глаза.
— Не знаю уж, кто из вас сказал, но я хотел бы выяснить подробности.
— Сейчас я у неё спрошу, кто это сказал? — заволновался Иван.
У них пошёл долгий разговор. Антуан тоже включился, даже Ив молвил слово.
— Она не помнит, был ли там орден, — объявил наконец Иван после бурных переговоров. — Но это ты можешь спросить у президента.
— Разумеется, спрошу, — пообещал я. — А теперь, если у вас охота не пропала, давайте все же послушаем, за что он его получил? Но, по-моему, вы уже десять раз об этом друг другу пересказали.
— Это было так, — начал Иван старательно, не замечая моей иронии. — Однажды шеф Виль встретился с помощником генерала Пирра в секретном доме для важных разговоров, и немецкий патруль захватил их для проверки. Телохранитель Виля успел убежать и рассказал партизанам, что боши забрали шефа. При штабе был большой страх. Хорошо ещё, что боши не знали, какие люди попали к ним, тогда они сразу бы их расстреляли. Партизаны решили спасти своего Виля. Тогда они узнали, что боши повезут их на поезде из города Намюра в город Льеж. Три человека из «кабанов» поехали на машине в ихний Намюр, купили билеты и сели в тот же поезд. Когда вагон набрал скорость, Альфред Меланже и Борис налетели на охрану. Борис так смешно рассказывал ей об этом, но она думает, что ничего смешного в поезде не было. «Кабаны» вошли в купе, выхватили пистолеты. Боши перепугались, они их перевязали верёвками, остановили тормоз и спокойно сошли вместе с Вилем и вторым офицером. Об этом даже в газетах тогда писали, боши обещали много франков тому, кто укажет на партизан. А Виль потом целовал Альфреда и Бориса.
— Президент об этом эпизоде не рассказывал. И про орден он ничего не говорил.
— Не отвлекай меня, — отмахнулся Шульга. — Я тебя не слышу, потому что она сейчас говорит.
— Весёленький у нас разговор, — заметил я с кислой улыбкой.
Иван отругнулся на меня по-французски. Все засмеялись.
— Вот видишь, я все перепутываю, — обиделся Иван на русском языке.
— И без того запутал, без словаря не разберёшься.
— Теперь она спрашивает, — продолжал Иван, — слышал ли ты про пожар, который они устроили на складе для бензина? Такой пожар, что его было видно за пятьдесят километров. Никто не мог попасть на этот склад, а «кабаны» попали. Немецкий грузовик ехал по дороге, за рулём сидел бош. Борис вскочил на машину, зарезал боша ножом и забрал руль. А этот грузовик имел пропуск на склад, так они проследили. И Борис въехал на склад на грузовике. Он швырнул гранату прямо в бак, все у них загорелось, а Борис удрал. Боши боялись «кабанов». За каждого «кабана» они назначили большую цифру — пятьдесят тысяч франков. Борис однажды сам принёс ей такое объявление. И он снова смеялся над бошами. Он был всегда весёлый, пел ей русские песни. — Жермен посмотрела на меня влажными глазами, пригубила бургонское. — Боже, как ты похож на Бориса, — она уже решила быть со мной на «ты». — Прямо живой Борис. И голос у тебя такой же, и сердишься ты так же. — Иван послушно переводил, а Антуан посмеивался. Ив флегматично потягивал вино.
Мне сделалось не по себе под её взглядом.
— Спроси, Иван, что мадам Жермен делала во время войны? Как она с отцом познакомилась?
— Ей было всего семнадцать лет, когда сюда пришли эти боши. У неё был жених по имени Арман, так его арестовали в армию, обрезали волосы на голове и убили на фронте. Младшая сестра Жюльетта поехала на велосипеде, её ударили палками. И тогда Жермен подумала сама с собой и решила: если она поимеет к тому возможность, то она будет мстить этим проклятым бошам. Трудно было найти связь с партизанами, но она нашла и стала работать в сервисе «Д». Тётка Жермен умерла, и ей достался этот магазин. Когда боши приходили сюда покупать товары, она смотрела на них с презрением. Они говорили: «Хайль, Гитлер!» А она им отвечала: «Хайль, Леопольд!» Боши сказали ей: ты попадёшь в чёрный лист. Но она имела свой характер. В сорок третьем году она поехала в Брюссель по делам, её захватили в поезде, хотя документы состояли в правильном порядке, и бросили в тюрьму. Два месяца её допрашивало гестапо, и, когда её выпустили, она продолжала прятать на себя русских партизан и американских лётчиков. После войны ей давали ордена, но она не носит этих декораций, она хотела только одного — выгнать бошей. Она давала продукты партизанам из своего магазина, и ей было не жалко. Борис часто приходил в этот дом.
— Как же они всё-таки познакомились, ты не ответил, Иван?
— Она имела знакомство с Борисом через Альфреда Меланже. Они приехали за продуктами на мотоцикле, она им все отдала, а Борис остался, потому что у него была ранена нога во время саботажа, и Жермен искала для него доктора. И она нашла с ним любовь. Альфред потом пугал её, что русского любить страшно, потому что он увезёт её в Сибирь, а она надеялась, что он останется в её стране. Ведь и русские тут остались, как мсье Шульга. Бельгийские женщины лучше русских, так она думает, — уточнил Иван.
— Отец рассказывал что-нибудь о себе? О чём они говорили.
— Он говорил о лагерях, из которых он убежал. Он сильно не любил бошей, они заставили его страдать в своих лагерях.
— Когда она видела отца в последний раз?
Жермен ответила, и я заметил, как Ив самодовольно поджал губы.
— Она тебе говорит, что это было до того, как Ив вернулся из лагеря, и она поимела с ним знакомство. Она много плакала по Борису, но Ив её утешал. Она тогда имела больше молодости, чем сейчас, но все равно она плакала. Хотя и теперь она не чувствует себя старой, ведь это правда? — Иван добавил. — Ты ей должен сказать, что она ещё нестарая, а то она не будет иметь от тебя удовольствия.
