– Спи, спи, ничего! – повторил он, озираясь и знаками показывая, что никто, кроме него, об этом не узнает. Старичок прикрыл дверь и, стоя с той стороны, даже слегка запел, может быть, чтобы рассеять подозрения окружающих.
Утром я проснулся от настойчивого прикосновения. Я повернулся и открыл глаза. Надо мной стоял мой старичок. Теперь он был в кепке и плаще, который сидел на нем еще более широко, чем пиджак.
– Груш, – тихо, как пароль, напомнил он мне. Я вскочил и посмотрел в окно. Поезд подходил к Москве. Я помог старику выволочь сундучный чемодан, попрощался с ним и, схватив полотенце, побежал в туалет. За ночь в вагон набралось довольно много пассажиров, и теперь почти все они стояли в проходе с чемоданами и узлами.
Когда я возвращался к себе, диктор поезда торжественным голосом сообщил, что поезд приближается к столице нашей Родины Москве. И хотя все, безусловно, знали, что поезд приближается именно к Москве, напоминание диктора было приятно; во всяком случае, оно никому не показалось лишним.
Возможно, оно всеми нами воспринималось как символ исполнения мечтаний, совпадения планов с действительностью: вот захотелось приехать в Москву – и приехали, захочется еще чего-нибудь сделать – сделаем еще чего-нибудь.
Поезд мягко, как бы извиняясь, проплыл мимо встречающих, которые, узнавая своих близких и друзей, махали руками, радостно улыбались и, не слишком отставая, бежали за нужным вагоном.
Носильщики, отталкивая встречающих, как потенциальных штрейкбрехеров, первыми врывались в вагоны.
С трудом защитив свой чемодан, я вылез на перрон. Через несколько минут, уже в тоннеле подземного перехода, я увидел, как мимо меня промелькнула шахматная кепка старичка. Впереди него с сокрушительной бодростью вышагивал грузчик с двумя сундучными чемоданами, перетянутыми ремнем и перекинутыми через плечо. Сам старичок волочил третий чемодан. Безумными глазами он следил за спиной грузчика, стараясь не потерять ее в толпе. Рукой, свободной от чемодана, он крепко, как охранную грамоту, держал листок с адресом.
«Коммерсия…» – вспомнил я и, потеряв его в толпе, привычно погрузился в собственные заботы.
