– И у Фронта тоже есть члены в районе четырех кварталов отсюда. Они сделают так что он и гроша в день не заработает.
– Сомневаюсь. Большинство людей не пойдут за десять кварталов в другой магазин лишь бы насолить ему.
– Они и милю пройдут, если будет подстроено так, что будет стыдно, чтобы тебя увидели выходящим из этого магазина.
– Сомневаюсь.
– Ты можешь сомневаться, но я говорю, что так бывает. В Лос-Анджелесе они везде так делали с евреями.
– Правда?
– Ну да. Ты же не покупаешь у него.
– Да, но… ну, я держусь стороны не потому, что мне так сказали.
– Тогда почему же.
– Ну, я просто не поладил с ним, вот и все.
– Ты ладил с ним, пока Фронт не начал говорить, чтобы ты не ладил с ним, ведь так?
– Ну, нет, я… – Он запутался. Действительно ли он делал именно то, что его заставляли делать. Он не смог сразу вспомнить, когда он решил больше ничего не покупать у него.
– Вот так это и делается, – сказала она. – Люди просто решают, что покупать у него небезопасно и очень скоро он банкрот. А вот что я не понимаю, так это почему ты не пойдешь к Фреду и не расскажешь ему что ты по этому поводу думаешь и не разделаешься со всем этим. Мы напрасно страдаем. Не понимаю, почему ты это не сделаешь.
– Потому что я… ну, я не верю, что Финкельштейн уедет отсюда, пока они не изобьют его так сильно, что он ничего не сможет сделать, кроме как закрыться.
– Ну и?
– Ну… я не думаю, что это правильно. Я хочу сказать, что не знаю хочу ли ввязываться во все это.
– Да, но если они узнают твою точку зрения, тебе не нужно будет ни о чем беспокоиться.
– Но я говорю о том, правильно ли это будет, если они изобьют Финкельштейна?
– Ну, ведь он сам напрашивается, правда? Они то и дело предупреждают его, чтобы он переехал.
– Я знаю, но…
– Когда человека предупреждали, это не то же самое, как если бы они набросились на него без предупреждения.
– Ты не понимаешь, о чем я говорю, – объяснил он, – я задаю себе вопрос правильно ли это с их стороны даже предупреждать его.
– Ну… что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду… ну, возьмем, например, нас. Думаю, ты согласна, что нас предупредили. Фактически два раза…
– Да, и именно поэтому я говорю, чтобы ты шел к Фреду.
– Подожди минуту, дай мне закончить. Нужно посмотреть с обеих сторон. Нас предупредили. Как тебе кажется, теперь они имеют право указать нам, где мы должны жить?
– Да, но ведь мы же не евреи, правда?
Он не мог ее переубедить. Он не знал как заставить ее понять и почувствовал, как непривычен ход его мыслей и что никто кроме него не смог увидеть происходящее под таким углом. Она продолжала говорить…
– …этот район. Никто не просил его сюда приезжать, правда? Он знал, что в этом районе живут христиане. Ты же не будешь с этим спорить?
– Да, но… Вот что я имею в виду. Если бы был такой закон, я бы сказал, что все правильно. Но это небезопасно, когда какие-то люди сами решают такие вещи.
– Если бы так поступало больше людей, ты бы не задумывался. Вот увидишь, придет время, когда будут особые районы из которых им будет запрещено выезжать, или даже специальные штаты.
– Ну это чушь. Где ты об этом слышала?
– Какое-то время, на Западном побережье об этом все говорили.
– Это у них не выйдет, – нервно отверг он эту мысль.
Теперь она нахмурилась. – Лалли, я тебя не понимаю. Без шуток, я не понимаю тебя. У тебя какие-то мысли.
– Единственная моя мысль состоит в том, что я не желаю, чтобы кто-то выгонял меня из моего собственного дома. Я купил этот дом, я заплатил за него и никто не может указать мне, жить в нем или нет. Тем более не эта банда душевнобольных.
– Если ты сходишь к Фреду, никто тебя не будет выгонять.
– Дорогая, я не собираюсь ползти на коленях к Фреду, чтобы получить разрешение жить в своем доме. И хватит об этом. – Он попытался улыбнуться, чтобы смягчить свой категоричный тон.
