карусели, рядом с которой Орган хрипло наигрывал старомодный вальс. Энни посмотрела на ярко раскрашенный навес и тент, поворачивающийся вокруг своей оси.
– Карусельные лошадки, – восторженно прошептала Энни. – Я действительно так мечтала прокатиться на лошадках!
– Правда, они крутятся совсем медленно, – снисходительно заявил Томас, впрочем, это не помешало ему получить от катания на скользкой спине лошадки удовольствие не меньшее, чем матери с Беном.
После этого, они катались на всем на чем только было можно, даже на самых крохотных каруселях для начинающих ходить малышей. Бенджи забрался в пожарную машину и бешено трезвонил, проезжая мимо Энни, а Томас уселся сначала в гоночный автомобиль, потом, в вертолет и хмурился, глядя на мать, когда проезжал мимо нее.
Наконец, накатавшись вволю, они нырнули в павильоны с попискивающими компьютерными играми, которые безумно нравились всем троим. Потом в дырявых стареньких палатках Энни и Том сражались друг с другом в дарме на шатающихся мишенях и стреляли из духовых ружей по воздушным шарикам. Бенджи отчаянно болел по очереди то за брата, то за мать. И, дергая Энни за руку кричал:
– Ну, мама, же! Почему ты не выигрываешь? – Энни смеялась и положила свое ружье.
– Ничего не выйдет, Бен. Мне далеко до Томаса.
– На, детка, – фыркнул Том, сунув Бену в руки оранжевого мехового медвежонка, которого он выиграл для брата. – Ну, ты его хотел?
– Я просто хотел, чтобы мама выиграла – повторил Бен, – не хочу, чтобы она была грустной.
– Я не буду грустить, – пообещала ему Энни.
– А теперь пошли в комнату смеха.
Они ходили в узком балаганчике перед кривыми зеркалами, а их отражения скакали перед ними вперед, назад, то увеличиваясь, и становясь похожими на длинных веретенообразных змей, то уменьшаясь до коротеньких пузатых бочонков с ухмыляющимися тыквообразными лицами.
Мальчики покатывались от хохота, хлопали друг друга по плечам.
– Глянь, глянь на маму! Какие ноги.
– А зубы у тебя! Как у старой лошади!
Энни тоже смеялась, больше над их весельем, чем над своей искаженной фигурой.
Наконец-таки ей удалось вытащить их из комнаты. Они вышли на солнечный свет, щурясь и все еще фыркая от смеха.
– Есть хотите?
– Да! Я так голоден!
– И я!
Они закусили сосисками в тесте с жареным луком и кетчупом, а потом Энни купила им огромные похожие на облака, клубы сахарной ваты…
– Ма, ты нам даешь исключительно вредные вещи.
– Ну, это только сегодня – сурово насупилась она. – А не пора нам на колесо обозрения?
По молчаливому согласию Энни и мальчики оставили это удовольствие на самый конец программы развлечений. По вытоптанной траве они прошли и киоску с билетами и стали в очередь в тени огромного колеса.
– В последний раз, когда мы здесь были, я был еще очень маленьким – сказал Бенджи, запрокинув голову и заглядываясь на то, как высоко над ними проплывали гондолы.
Энни наклонилась к ребенку и одернула его курточку, просто для того, чтобы хоть прикоснуться к нему.
– Ну, сейчас ты уже совсем взрослый. – Наконец, наступила их очередь. Распорядитель пропустил их в маленькую металлическую калитку и они взобрались в качающуюся лодочку. Сыновья уселись по обе стороны от Энни, закрылась страховочная перекладина, и гондола поплыла вверх, покачивая своих пассажиров.
Они поднимались, чувствуя на своих лицах дуновение ветра, приносившего даже сюда, на эту высоту запахи скошенной травы и дыма от костров возле палаток, в которых продавались сосиски.
На самой высокой точке гондола замерла, и Энни с детьми повисли в тишине в ветреном пустом пространстве.
Бен тихо пискнул от страха и зарылся головой в колени матери, а Энни положила ему ладонь на глаза, закрывая их. Том подался вперед, его лицо потемнело от волнения…
Внизу под ними бурлила и шумело яркое карнавальное море ярмарки. Там волновались зеленые верхушки деревьев, окаймлявших холм и дома на окраине пустоши. А еще дальше величаво раскинулся бледно-голубой, серый и золотисто-коричневый Лондон.
– Как красиво! – воскликнул Том.
У Энни на глазах выступали слезы, поэтому она просто кивнула, обняла сына свободной рукой и привлекла его к себе.
– Да, – прошептала она, – город просто прекрасен.
Так они сидели в качающейся лодочке и смотрели на Лондон. В эту секунду покоя Энни вдруг поняла, что любит своих детей больше, чем когда-либо. А потом колесо вздрогнуло и начало двигаться вновь, опуская их на землю.
