мучительна для него будет эта истина, и не хотела причинять ему страдания. Этого она боялась больше всего на свете, больше своих ночных кошмаров и больше той опустошенности, которую ощутила, придя в себя в госпитале и обнаружив, что рядом с ней нет Стива… Так они и сидели молча в круге света, подавшем на стол, и Мартин рассеянно переворачивал страницы «Архитектурного обозрения».
После ужина, уже приняв душ, он сказал, что ему надо выполнить несколько чертежей для какой-то срочной работы и, захватив портфель, пошел наверх в свою студию, которая находилась на самом чердаке под крышей.
Энни не знала, сколько времени она вот так неподвижно сидела, как вдруг зазвонил телефон. Она машинально встала и подошла к телефону, полагая, что это звонит кто-нибудь из коллег Мартина, которому что-то понадобилось по работе.
В студии был параллельный телефон, но Энни сняла трубку с аппарата, висевшего в кухне на стене и сказала:
– «Алло?»
Раздались резкие попискивания, которые издает телефон-автомат, а потом она услышала низкий голос Стива.
– Энни…
У нее сразу же перехватило дыхание, и она оперлась на стену. Сначала испугавшись, Энни тут же почувствовала огромное облегчение от того, что взяла трубку, именно она, а не Мартин.
– Как ты смог мне позвонить?
– Да так, взял и позвонил.
Она отчетливо представляла себе, где он сейчас находится, видела его яснее, чем кухонный кафель или детские каракули на стене рядом с телефоном. Стив, наверняка, стоял в длинном коридоре возле палаты ортопедического отделения, там, где два ее серых пластиковых колпака прикрывали общественные телефонные аппараты… Свет уже, наверное, погасили на ночь, и теперь горит дежурное освещение, наполняя углы темными тенями. Энни представила его ненавистные костыли, на которые ему приходится опираться, одновременно придерживаясь рукой за стену, а потом даже ощутила тепло мужской руки.
– Что бы ты делал, если бы к телефону подошел Мартин? Сказал бы, что ошибся номером или какую- нибудь подобную ерунду.
– Энни, ты слышишь? Я должен с тобой поговорить. Я не хочу, чтобы ты ревновала меня к Викки или кому-нибудь другому. Я не хочу, чтобы ты что-либо боялась, потому что никогда, слышишь, никогда не предам тебя.
Он говорил торопливо, его голос звучал очень тихо, почти как шепот. Энни закрыла глаза, чтобы не видеть свою кухню и напряженно вслушивалась в его голос.
– Энни, я хочу тебе только сказать перед тем, как ты ляжешь спать, что я люблю тебя. Запомни это…
У нее появилось ощущение, что давний молчаливый диалог начинает звучать вслух. Все ее тело задрожало под напором рвущихся на свободу слов, которые она так долго сдерживала, и, наконец, Энни произнесла их наяву, а не мысленно:
– Я знаю, – ответила она, а потом беспомощно добавила. – Я… тоже люблю тебя.
На том конце провода послышалось его резкое порывистое дыхание. И молчание, всеобъемлющее и просветленное, молчание влюбленных, наконец-то открывшихся друг другу, коснулось их своим нежным крылом. Самые тайные, самые главные слова произнесены вслух, и все, что не терпится высказать вслед за ними, пока не имеет смысла.
– Как бы я хотел прикоснуться к тебе, – только и промолвил Стив.
– Уже скоро… – отозвалась Энни.
– Спокойной ночи… любимая моя…
Его голос исчез, а Энни все стояла с трубкой в руках, прислушиваясь к коротким гудкам, потом она положила трубку на рычаг, каким-то отрешенным взглядом посмотрела вокруг и внезапно осознала, что говорила шепотом, словно муж, работавший через два этажа, наверху, мог ее услышать.
Шептать и притворяться и не договаривать, чтобы самый невинный разговор случайно не коснулся опасной темы. Изворачиваться и лгать, пусть даже по необходимости – вот куда вела та радость, которая сейчас переполняла Энни.
Наощупь, будто внезапно ослепнув вытянув перед собой руку, Энни через всю кухню дошла до стола и присела на краешек стула, беспомощно уронив руки на скатерть и опустив на них голову.
Одна возможность услышать голос Стива неизъяснимой радостью наполнила ее, а от уверенности, которую они приобрели, кровь быстрее бежала во всем теле.
Господи, какое это счастье!
Энни подняла голову и все тем же невидящим взглядом обвела комнату и вдруг счастье любви невыносимой болью отозвалось в каждой клеточке ее существа. Она поняла всю безнадежность своих чувств. Ее дом, ее муж и дети, и устоявшийся налаженный быт, и размеренный уклад всей жизни – слишком сильно она привязана ко всем этим напластованиям любви и привычек, появившихся за долгие годы.
Восторг и страдания сплелись в тугой клубок камнем на сердце Энни. Тяжелой шаркающей походкой, словно старуха, она пошла наверх и разделась, потом легла, и прохлада простыней коснулась ее кожи. Энни подтянула озябшие колени к груди и свернулась калачиком, чтобы хоть чуть-чуть приглушить эту мучительную боль, ослабить тягостный груз, давивший ее душу.
– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она, – я не знаю, что делать…
Глава 7
Тибби на оставшееся ей время переехала в хоспис, решив там встретить свою смерть.
