Амикла уже нетерпеливо сказала:
– Ты имеешь на меня право… Ну же!
Но Сократ, рассерженный, повернулся к Критону:
– Ты что, на голову свалился, что не распознаешь фальшь, с какой ластится к тебе эта девчонка? И не догадываешься почему?
– Не оскорбляй ее! Я запрещаю! – крикнул Критон, и лицо его перекосилось от злобы.
– Зря я тебя взял с собой, голубок. Попадаешься на сладкие словечки какой-то шлюхи… Вставай! Уходим отсюда. – И Сократ шагнул к нему.
Критон схватил со столика железный светильник, замахнулся:
– Не отстанешь?! Чего привязался? Смотри, брошу!
– Бросай!
Критон швырнул в него светильник, Сократ поймал его на лету. Фитиль погас, масло разлилось.
Ионасса легла на спину, притянула к себе Критона.
– Возьми и ты меня… – позвала Сократа Амикла.
Но в этот момент раздался крик. Чья-то смуглая рука оттолкнула Синдара, сорвала занавес, и появился загорелый, бородатый моряк. Это был Драбол, который возит товары из Пирея на Эгину, а в день Афродиты посещает Ионассу, щедро расплачиваясь. Быть может, он не знал, что Ионасса – любовница Синдара, а может, и знал, но ему это было безразлично – во всяком случае, Драбол был здесь постоянным и уважаемым посетителем.
Увидев свою Ионассу на ложе в объятиях красивого юноши, Драбол взревел, как тур, раненный стрелой в глаз.
Ионасса слишком поздно почуяла опасность, но делала, что могла, чтоб обелить себя. Повернулась на бок, притворяясь, что отбивается от Критона, закричала:
– Зря канючишь! Не хочу тебя! Пусти, говорю! Отпусти, а то укушу!
– Проклятая сука! – разразился бранью Драбол. – Сколько я тебе денег перетаскал! А она тут с каким-то молокососом возжается! Нынче – мой день! И мой час! Рожу тебе разобью!
Ионасса зашла еще дальше в своем притворном отвращении к Критону:
– На, смотри, хочу я тебя или нет! – И она плюнула ему в лицо.
Тот никогда не испытывал подобного унижения. Он побледнел – и в ту же секунду тяжелая рука Драбола опустилась на лицо Ионассы.
Критон уже поднимался с ложа, когда моряк схватил его жилистыми руками за шею и начал душить. Критон сипел, хрипел, брыкался, но тиски Драболовых лап не разжимались. Сократ кинулся на помощь другу, но тут, по знаку Синдара, явился чернокожий исполин, схватил Критона и Сократа, выволок обоих из дому, стукнул несколько раз головами и отшвырнул к противоположной стене, как паршивых котят.
Поднявшись с трудом, оба со всей возможной быстротой двинулись к Длинным стенам и стали подниматься к Афинам.
Критон остановился, упершись лбом в стену: его рвало. Сократ подумал: грязь снаружи, грязь внутри – вот и рвется вон. Я и сам блевал бы, будь у меня желудок послабее…
Двинулись дальше. Критон шел медленно, еле передвигая ноги. Сократ спросил:
– Тебе еще плохо?
– Плохо… А главное, я сам себе противен! Как я обращался с тобой! Плохо мне, тошнит от самого себя… Можешь ты простить меня, Сократ?
– Уже простил.
– Ты-то сразу распознал эту подлость…
– Потому что знал то, чего не знал ты. Эта твоя «любовь» каждую ночь валяется со своей любовью – Синдаром. – Сократ решил не щадить друга.
Критон закрыл руками лицо, не находя слов, чтобы выразить брезгливое отвращение.
– А заметил ты, сколько красок в этом вертепе? Все цвета радуги, и главное – все яркие, кричащие. Лишь одного цвета там нет – белого.
– Потому что там ему не место, – сказал Критон.
– Вот именно. Но ты, кажется, не расплатился?
Критон невольно взялся за пояс – кошелька не было.
– Расплатился, – буркнул он. – Все деньги украли. А было почти тридцать драхм! Но кто мог их взять? Эта девка? Или содержатель?
Сократ усмехнулся:
– Радуйся тому, что мы сегодня испытали!
– Чему тут радоваться? Я еще и сейчас чувствую на лице плевок этой девки, еще и сейчас будто тону в этой грязи…
– Нет, мы оба должны радоваться…
