И ящик остался. Калека на грузовом лифте поднял его в квартирку братьев под самой крышей дома. Хозяин сказал, что «не совсем животное» сейчас в спячке и кормить его не надо, а дырки в стенках ящика пропускают достаточно воздуха. «Только поставьте его в темное место, – попросил он. – Они живут в темноте и не переносят дневного света».
Дом был очень старый, с множеством лифтов, нежилых помещений и встроенных шкафов. Искалеченных радиацией и получивших увечья в последней войне, которые снимали в нем квартиры по дешевке, это вполне устраивало. Норт втащил ящик в темную комнату рядом со своей мастерской. В этот вечер в частном стереотеатре несколькими этажами ниже крутили ленту о покорении Плеяд – очень старую, даже без сенсорных эффектов, но Джеки заявил, что хочет ее посмотреть. Перед тем, как отправиться, он спросил брата:
– А она там не замерзнет, эта зверюга?
– Замерзнет, жди! Тот тип сказал, что она в спячке.
– К тому же, – язвительно добавил Джеки, – мы с тобой не нанимались ее греть.
Сеанс кончился около полуночи, и когда Джеки выбрался на улицу, вовсю светила луна. Потом мальчик признался, что в ту ночь был взбудоражен чем-то непонятным… Дом заливал яркий белый свет, и Джеки увидел, что застекленная дверь «чердака» – так он называл мастерскую брата в мансарде
– затянута изнутри черной занавеской.
– Чего это Норт, испугался, как бы свет не повредил зверюге? – фыркнул мальчик.
Цепляясь крючками за перила, он быстро оказался у двери и постучал. Никого. Ключа в замке не было. Джеки тогда подумал, что брат спустился в бар, и он решил подняться на крышу – подождать там. Ночь была теплая, а воздух на такой высоте не уступал кондиционированному и отфильтрованному. Серебряная луна неподвижно висела в черном небе.
– Что-то в этом есть, – сонно размышлял Джеки, – этот свет точно так же лился еще в незапамятные времена, и сколько видела луна королей, поэтов и всяких там влюбленных!.. Вот кошки чувствуют притяжение луны: разорались в темноте, да и собаки тоже… Впрочем, в кварталах для бедных роль собак исполняли роботы. А Джеки давно мечтал иметь живую собаку – ему ведь было всего двенадцать лет! Но закон запрещал радиационным мутантам держать животных.
И тут…
(Показания свидетеля записывались на пленку, и есть основания предполагать, что здесь свидетелю не хватило дыхания. Запись была приостановлена. Следующая запись начинается со слов: «Большое спасибо за кофе. Было очень горько».) Он различил какой-то тихий шорох – словно плеск далеких волн, когда прижимаешь к уху морскую раковину. Этот шорох становился все ближе, ближе… И тут он увидел – но не смог бы объяснить, как… Он видел жемчужно-серое небо, прозрачно-зеленую воду, отливающие серебром гребни волн. Джеки не очень удивился – он ведь только что посмотрел стереофильм. Скорей всего, кто- нибудь в доме напротив включил сенсорный проектор и его образы как-то достигли крыши.
Но гул все нарастал, и мальчик почувствовал, что погружается в зеленую воду. Запахло водорослями, морским прибоем. Увлекаемый течением, он двигался легко и свободно, забыв о своих увечьях. Под ним проплывали песчаные отмели, островки трепещущих водорослей и голубых, отливающих перламутром актиний. Поднявшись из океанских глубин, светились синеватым фосфоресцирующим огнем загадочные рыбы, проносились огненно-красные морские звезды. Прозрачная медуза задела его руку, и Джеки почувствовал ожог. Акула-молот спугнула стайку серебристых рыбок, и они взмыли вверх мерцающим облаком. А внизу сгущалась темнота, непроницаемая, таинственная: там чернел загадочный лес кораллов. Из трещины в скале высунулись щупальца осьминога, и Джеки вздрогнул.
Он наткнулся на торчащий из песка нос корабля. Маленькая черно-золотая сирена, увешанная ожерельями из ракушек, улыбнулась ему, и он, сам того не желая, опустился на дно и увидел пробоину в борту корабля, из которой выглядывал угол старинного сундука, полного драгоценностей – то были сокровища пиратов. В глубине трюма смутно белела груда костей, и оскаленный череп смотрел пустыми глазницами. «Любительский фильм, – запоздало подумал Джеки, – слишком уж все по-настоящему». Он рванулся вверх, изо всех сил оттолкнувшись крючками, вынырнул на поверхность – и чуть не закричал от ужаса.
Небо над ним – это было не земное небо! Норт не раз рассказывал, как выглядит темный безбрежный океан, открывшийся сейчас его взгляду – одни называют его космосом, другие – эфиром… Звезды, ставшие вдруг близкими, ослепили его. Вспыхивали и гасли, исчезая во тьме, метеориты. Джеки видел, как вращаются совсем рядом планеты и, казалось, мог дотронуться до них – красный шар, оранжевый, небесно-голубой, а вот и Сатурн кружит в своем кольце…
Они были так близко, что Джеки попытался отстранить эти сияющие шары, сделал неловкое движение, упал и покатился вниз по ступенькам. Спустя какое-то мгновение открылась дверь – он не долетел еще до середины первого пролета – и снова его захлестнул океан, только на этот раз он погружался не один – вода стала вдруг красной, и это было очень страшно, а рядом с ним, покачиваясь, медленно опускалось на дно человеческое тело. Джеки увидел желтовато-бледное, иссеченное морщинами лицо.
Он поднял голову. В дверях стоял Норт, белый, как те старинные статуэтки из слоновой кости, что стояли на полках в магазине: черная повязка перечеркивала его лицо, словно деля надвое.
– Кто здесь? – истерически выкрикнул он. – Отвечай, не то я вызову полицию!
Грубый, злобный окрик. А ведь Норт всегда говорил с младшим братом так ласково…
– Это я, – дрожащим голосом пролепетал мальчик. – Я добирался домой и поскользнулся на лестнице.
(«Я ему соврал», – скажет потом Джеки допрашивавшим его офицерам Департамента. И взглянет на них откровенно вызывающе: «Ну да, соврал. Потому что иначе, я знаю, он бы прибил меня».) На следующее утро не было ни кровавых следов, ни трупа на лестничной площадке, но едва заметно пахло водорослями…
Джеки в задней комнате магазинчика разливал кофе. В стереовизоре менялись полосы утренних газет. Одна из них сообщала скороговоркой, что возле порта прибило к берегу труп неизвестного мужчины. На экране появилась фотография, и в это время вошел слепой.
– Эй, Норт! – ухмыльнулся Джеки. – Слушай, плакали твои пять тысяч!
– Что ты мелешь? – оборвал его брат, привычным жестом взяв чашечку из китайского фарфора и бутерброд.
