— Пока никаких известий.
— Это худо, если «Аврора» в плавании задержится — задумался Завойко. — Сорок пушек на борту — сила солидная… Думаю, что мы все выполним свой долг перед отчизной, как того требует наша честь, — проговорил он. — Место наше отдаленное, но защищать его должно, как и иные города государства нашего. Для истинного патриота нет лучших и худших мест. Все наше, все нам дорого и священно…
Завойко кратко и точно обозначил, что каждому надлежит делать, отдал необходимые распоряжения по размещению солдат с «Двины» и отпустил своих подчиненных.
Только тогда, когда все ушли, Василий Степанович заметил, что в прихожей, за большой печкой, приютился Егорушка.
— Ты как сюда попал? — строго спросил Василий Степанович.
— А я здесь был.
— Как был?
— Я книжку читал в углу. Вы пришли, меня не заметили…
— Ну ладно! Раз так случилось, делать нечего. Но пока об этом помалкивай, Егорушка.
— Батюшка, и я на войну пойду?
— Война — не забава. А теперь ступай к ребятам. Мне надо делом заняться.
И, выпроводив сына, Василий Степанович засел за составление плана обороны порта.
Глава 4
В субботу Аркадий Леопольдович Лохвицкий получил приглашение на бал в дом господина Флетчера, агента Российско-Американской торговой компании.
Дом Флетчера был лучшим в городе. Выстроенный из добротных канадских сосен, крытый оцинкованным железом, он стоял на самом берегу Петропавловской бухты. По сравнению с темным, грубо и наспех сколоченным домом начальника края он выглядел щеголеватым, модным франтом. Новый дом для Завойко строился уже второй год, но все еще не был готов — не хватало ни мастеровых, ни материалов.
Лохвицкий любил бывать в доме Флетчера. В уютных комнатах здесь было множество дорогих заморских вещей: удобная мебель, китайские безделушки, дорогие ковры…
Хозяева не скупились и угощали гостей отличными винами, а вечером в угловой комнате можно было посидеть за зеленым столом и перекинуться в банчишко.
Все это было мило сердцу Лохвицкого и чем-то напоминало так некстати и неожиданно покинутый им Петербург…
Гости были уже в сборе: несколько чиновников с женами, офицеры, два или три капитана иностранных торговых судов.
Флетчер, сильный, гладко выбритый мужчина с лохматыми бровями, встал навстречу Лохвицкому. По-русски говорил он чисто, почти без акцента.
— Вам повезло, Аркадий Леопольдович. Мы уж думали, что вы покинули нас на все лето. Ведь обычно наш уважаемый начальник края разъезжает по Камчатке не меньше двух месяцев. — Да, чуть было не попал в беду, — засмеялся Лохвицкий. — Помогли обстоятельства.
— Каким же очередным проектом занят милейший Василий Степанович? — благодушно улыбаясь, спросил Флетчер.
— Проект есть, и, должен сказать вам, изрядно неприятный.
— Да что же такое? — уже серьезнее спросил Флетчер и отвел Лохвицкого в уединенное место гостиной. — Что-нибудь важное?
— Завойко приказал ее выпускать купцов из города без чиновников и солдат, дабы купцы не обижали инородцев.
— Вот как! — пожевав губами, проговорил Флетчер. — Начальник края, видимо, упускает из виду, что в коммерческих делах нашей компании заинтересованы и при дворе в Петербурге. Следует об этом ему напомнить при случае… А инородцев мы не обижаем. Боже упаси! Что мы, язычники? Торгуем с камчадалами по законам, принятым во всех христианских государствах. Каждый старается свою выгоду иметь, а иначе какая же торговля! А что касается солдат, то что же солдаты! Торговлю солдатами не оградишь, торговля, как полая вода, везде пройдет, все прорвет… любые заторы, даже те, которые придумает и уважаемый начальник края! — Флетчер встал, фамильярно обнял Лохвицкого за плечи. — Об этом, дорогой, в другой раз поговорим. Утро вечера мудренее. А сейчас прошу к столу, гости уже заждались.
Они поднялись и пошли к гостям. Флетчер расправил плечи и, обращаясь ко всему обществу, любезно проговорил:
— Прошу гостей к столу, закусить чем бог послал.
Стол был богато сервирован. Вина, фрукты, разнообразная закуска сразу же привели гостей в приподнятое настроение. Раздались оживленные голоса, воздающие должное гостеприимному хозяину, его щедрости и богатству.
Соседом Лохвицкого по столу оказался капитан английского торгового судна. Он заговорил с Лохвицким о Петербурге, о развлечениях столичной жизни.
Капитан, оказывается, не раз бывал в столице России, знал ее дворцы, театры, рестораны, проспекты.
Лохвицкий оживился и, потягивая густой темно-красный ликер, предался воспоминаниям. Да, ему есть что вспомнить о Петербурге. Там началась его молодость, карьера. А потом…
— У вас, кажется, были в столице некоторые неприятности? — участливо наклонившись, вполголоса спросил капитан.
Лохвицкий вздрогнул:
— Простите, сударь… Откуда вы можете знать это?
— Не удивляйтесь! — осклабился капитан. — Вспомните капитана Роджерса, моего соотечественника. Он был в Петропавловске прошлым летом. Это мой большой друг. А вы с ним были так откровенны, так близко сошлись во взглядах… И, кажется, он оказал вам некую услугу, когда вы попали в затруднительное положение…
Лохвицкий досадливо поморщился и поспешно налил вина. Действительно, он не забыл этого Роджерса! Они встретились здесь же, в доме Флетчера. Лохвицкий тогда много пил и почти не отходил от игорного стола. В один из вечеров он проиграл солидный куш. Расплачиваться было нечем. Назревал скандал. Положение уладил капитан Роджерс — он очень корректно предложил Лохвицкому покрыть его проигрыш. Потом они мило провели несколько дней.
Роджерс оказался внимательным и сочувствующим человеком, настоящим английским джентльменом. Лохвицкий даже рассказал ему о своих злоключениях в Петербурге, о том, как он попал на Камчатку, как тошно ему служить под начальством этого Завойко.
Расстались они с Роджерсом почти друзьями. Потом время от времени в доме Флетчера появлялись другие англичане, передавали Лохвицкому привет от Роджерса, иногда какой-нибудь подарок и письмо, в котором Роджерс просил рассказать, что есть нового на Камчатке, в Петропавловске. Вопросы всегда были малозначительные, невинные, и Лохвицкий охотно удовлетворял любопытство заморского друга.
Но что, собственно, хочет от него этот очередной приятель Роджерса?
Лохвицкий потянулся к бутылке, но капитан мягко задержал его руку и прошептал:
— Вам не следует больше пить.
Когда гости встали из-за стола и начались танцы, капитан увлек Лохвицкого в комнату, где стоял зеленый игорный стол, и, прикрыв двери, подошел вплотную к Лохвицкому:
— Капитан Роджерс считает вас своим большим другом и другом Англии.
Лохвицкий отшатнулся:
— Что вы хотите этим сказать? За кого вы меня принимаете?
— Не притворяйтесь, мистер Лохвицкий! — Голос капитана звучал строго и деловито: — Поговоримте
