трудности. Много раз были они на краю гибели. Товарищ Оболенского не выдержал тяжелого пути и скончался.
Сергей похоронил своего друга на берегу неведомой сибирской реки и поплелся дальше. Силы покидали его. Таежные охотники подобрали обессилевшего Оболенского и помогли ему добраться до реки Лены. Здесь ему повезло. Он встретился с ссыльными декабристами, доживавшими свой век на поселении. Его приютили и отнеслись к нему с любовью и вниманием. Ссыльные разработали план его дальнейшего бегства, предложили ему принять имя мистера Пимма, путешествовавшего по Сибири в это время, снабдили деньгами, документами и отправили в путь на Камчатку. Оттуда он должен был бежать в Америку.
— Вот я и мистер Пимм — путешественник, — закончил свой рассказ Сергей Оболенский.
— Значит, Сергей, снова жизнь, свобода?
— Свобода, Дмитрий! Я изо дня в день мечтал о ней четыре года. Без этой мечты невозможно было бы перенести все муки, без нее не стоило бы жить, бороться… Теперь остался последний шаг. Как бы я хотел завтра же отплыть в Америку!
— Завтра? Так поспешно?
— Мне медлить нельзя, Дмитрий! Удача может мне изменить каждую минуту. Скорее бы туда, за океан, подальше от всевидящих пашей!.. Америка, потом Европа. Жить, бороться, работать! Звать все честное на борьбу с произволом, насилием, бороться за освобождение крестьян от рабства, избавить Россию от позора самодержавия…
— Узнаю тебя, друг мой! Ты все тот же неукротимый, неистовый рыцарь справедливости, — с нежной и покорной печалью проговорил Максутов.
— Да что это я все о себе! — смутился Оболенский. — Какая судьба забросила тебя в эти края? Ты ведь, кажется, был на хорошем счету, или не угодил кому из сильных мира сего?
— Это длинная, да и не очень веселая история, — вздохнул Максутов. — Одним словом, мне не повезло в Петербурге. Я стал неугоден начальству. Мне предстояло сделать выбор: или навсегда покинуть армию, или отправиться служить на Камчатку. И я предпочел последнее. Что бы я иное мог сделать? Все в нашем роду военные, им решил остаться и я. К иной службе непригоден, а состояния, как ты, должно быть, знаешь, не имею никакого. Род наш совсем оскудел.
— Ив каком же ты чине здесь? — спросил Сергей.
— Именуюсь пышно: начальник гарнизона!
— И велик гарнизон?
— Сила небольшая, — усмехнулся Максутов: — примерно три сотни штыков, да на «Двине» двадцать орудий.
— Что же вы будете делать, если и в самом деле начнется война?
— Будем оборонять порт с этими силами. И думаем, чести своей не осрамим.
— Тяжело выдержать вам натиск иностранной армады!.. А у вас суда есть?
— Дожидаемся фрегата «Аврора». Может, на наше счастье, сюда поспеет. Будет тогда большая подмога.
– «Аврора»… это где капитан Изыльметьев? Да на нем мой братец Николенька служить должен!
— Николенька? Хорошо его помню…
Друзья еще долго говорили о прошлом, вспоминали дни своей юности. Потом принялись обсуждать вопрос о положении беглеца, и Максутов согласился с тем, что Сергею надо уезжать как можно скорее, пока порт еще не закрыт для входа иностранных судов.
— Беспокоит меня этот ваш Лохвицкий, — пожаловался Сергей. — Слишком уж он назойливо ко мне присматривается.
— Да, человек подозрительный! От него лучше держаться подальше, — согласился Максутов и сказал, что он сам устроит Сергея на американский китобой.
Друзья просидели до рассвета.
Глава 8
Утром офицеры и несколько чиновников собрались в кабинете начальника края.
— Вам уже известно, господа, — начал Завойко, — что Россия находится в состоянии войны с Англией и Францией. Со дня на день можно ожидать появления незваных гостей около Камчатки. Вверенный мне край может стать ареной жестоких боев. Мы должны быть готовы встретить неприятеля в любой час. Мною и капитаном Максутовым выработан план обороны порта, который я и предлагаю вашему вниманию. Суть плана сводится к одному: не допустить вражеские корабли в Петропавловскую бухту. Сие есть самое важное и решающее. Не войдет неприятель в бухту — город не будет сдан, войдет — гибель городу. Эта мысль и лежит в основе плана обороны. Все имеющиеся в порту орудия я разделяю на семь батарей. Эти батареи мыслю расположить таким образом… — Завойко стал показывать на плане порта места, где он думает поставить батареи. — На Сигнальной горе считаю нужным поставить батарею номер один. Можно твердо предположить, что эта батарея должна будет принять на себя самый яростный огонь вражеских судов. То же могу сказать о батарее номер четыре, которую думаю поставить с другой стороны Петропавловской бухты. Как видите, и эта батарея призвана будет играть главную роль в обороне порта и принять на себя первый удар врага. На эти батареи надо будет поставить офицеров испытанной храбрости и отваги.
Далее, видите, на перешейке между Никольской горой и Сигнальной предполагаю поставить третью батарею, а у Языка, идущего от материка к Сигнальной горе, — вторую. Обе эти батареи должны будут стать на пути вражеским кораблям, ежели им удастся прорваться мимо первой и четвертой батарей.
Весьма вероятно, что неприятель попытается высадить десант и захватить город с севера. Сие также предусмотрено планом.
Пятую батарею полагаю поместить на правой стороне бухты, шестую — с северной стороны города, у озера Колтушного, седьмую — у северной оконечности Никольской горы.
Для борьбы против десанта готовим также пехоту и отряды стрелков.
Вот, господа, и весь план. Прошу открыто и прямодушно высказать свои соображения, помышляя только о благе отечества.
Наступила тишина. Если до этого момента офицеры внутренне еще не ощущали войны, то теперь ее дыхание коснулось каждого, война становилась реальностью, уже диктовала свои законы и повелевала людьми. В сознании присутствующих наступил переломный момент. Старые склонности, личные предположения и планы сразу же отошли на задний план. Офицеры могли теперь только думать о войне, говорить о войне, видеть только то, что могло быть полезным в обороне города.
Офицеры подробно обсудили план обороны, высказали свои замечания.
Капитан Максутов предложил расположить первую батарею на Сигнальной горе как можно ближе к берегу и на открытой площадке, у подножия скал.
— Но на такой позиции нас моментально расстреляют, как учебную мишень, — заметил лейтенант Гаврилов.
— Зато нам ничто не помешает вести меткий прицельный огонь по врагу, — ответил Максутов. — И пока суда неприятеля расправятся с нами, мы сумеем причинить им немало хлопот.
Завойко подумал и согласился с предложением Максутова.
Обсудив еще ряд вопросов, Завойко с офицерами верхом отправились в поездку вокруг Петропавловска, чтобы на месте наметить позиции для батарей.
На другой день Лохвицкий, как и обещал, вновь навестил мистера Пимма. Он сообщил, что вопрос об его отъезде уже согласован с капитаном американского китобоя, но сам китобой еще ремонтируется и покинет порт дня через два-три.
— Вам, я вижу, скучно у нас, — заметив озабоченный взгляд путешественника, осведомился Лохвицкий. — Позвольте, я познакомлю вас с окрестностями города.
Мистер Пимм не посмел отказаться, и они отправились, как только привели лошадей. На холме в березовой рощице осмотрели чугунную колонну, воздвигнутую в честь Витуса Беринга, основателя порта
