просыпаться, потому что он уже не вернется, даже если снова заснешь. Временами мне казалось, что я уже больше месяца как ушел из дому, хотя в действительности не прошло и недели. Однако без Веры нечего было и думать о возвращении. И я стал уговаривать ее, доказывая, что не только мне, но ей самой лучше всего сейчас вернуться.
Она сидела, напряженно выпрямившись, и рассеянно теребила воротничок платья.
— Ты прав. Пожалуй, это было бы самое разумное. Может, мама давным-давно возвратилась домой и сходит с ума, не зная, где я.
Она, видимо, все это уже сама хорошо обдумала. И вдруг, уже совсем другим тоном, Вера сказала:
— Знаешь я попрошу маму взять тебя к нам — ты не против?
Мое сердце прямо запрыгало от радости, я закивал головой.
— О Вера, это было бы чудесно! Только бы твоя мама согласилась.
— Еще бы она не согласилась!
В одну минуту я забыл о море и дюнах, обо всем, что рисовало мое воображение. Меня захватила одна-единственная мысль: вернуться.
Немного помолчав, Вера сказала:
— Хорошо бы нам раздобыть путеводитель.
— Путеводитель? Для чего? — удивился я. — Мы ведь можем ориентироваться по солнцу и следить за дорожными указателями.
— Да, конечно. Но так будет вернее, и так мы быстрее доберемся до дому.
Я, как всегда, согласился с ней, только спросил:
— А где мы его возьмем?
Этого Вера, очевидно, и сама не знала. Сломав веточку, она задумчиво вертела ее в пальцах. Я не посмел произнести вслух то, что пришло мне в голову: нужно поискать в карманах или вещах убитых. Мне самому эта мысль показалась настолько омерзительной, что я тут же ее отмел.
Мы молча лежали рядышком, слушая пение птиц. Но вот Вера приподнялась и села. У нее мучительно болели ноги. Я снял свои башмаки и размотал бинт.
— На, возьми, — сказал я. — У меня нога уже совсем зажила.
Вера была тронута.
— Сокровище ты мое!
К моему разочарованию, она поцеловала меня совсем не так, как утром. Потом разорвала бинт на две части и перевязала стертые ноги. Бинты, правда, были грязные, в пятнах, но Вера на это даже не обратила внимания.
Лежа на спине, я глядел на шелестевшую над моей головой листву молодого дуба. В просветах возникали маленькие подвижные фигурки, словно вырезанные из голубого воздуха. Потом на ветку села яркая птичка с желтым клювом. Я глядел на нее не отрываясь. Она была такая маленькая, беззащитная и такая красивая, что у меня сдавило горло. Что общего у этой птички с войной или с людьми, которые ведут эту войну, ведь она об этом и понятия не имеет? Хорошо бы стать птицей и полететь домой без всяких дорожных указателей, без всяких преград, лететь все прямо и прямо, высоко паря над деревьями, над дорогами, забитыми людьми.
Теперь я знал, что в мире существует прекрасное и уродливое, приятное и отвратительное. Собственно, я и раньше это знал, но еще никогда не ощущал это так остро, как сейчас. Я только никак не мог понять, для чего уродливое и отвратительное вообще существует на свете. Великие люди могли бы это объяснить, но они все объясняли по-разному и всегда противоречиво.
Птичка слетела с ветки. Я провожал ее взглядом и мысленно прощался с нею: «До свиданья, птичка, лети себе вольно, лети под облака». Она не просто улетела — она выпорхнула из моего сердца. И мне было до слез жаль, что она исчезла.
Потом опять донесся гул, тот самый, что мы слышали в амбаре: тяжелые грузовики снова покатили по дребезжавшим доскам временного моста. Вот оно — уродливое, отвратительное, ужасное лицо войны.
— Слышишь? — спросил я.
— Да, — отозвалась Вера. — Это танки. Они опять двинулись вперед.
Нет, война еще не кончилась. Там, на шоссе, танки снова двинулись дальше. Они не могли долго стоять на месте. Этим черным дьяволам некогда гулять в лесу и любоваться птичками. Они торопятся вперед — уничтожать людей, дома и все, что попадется на пути.
Глава 6
Теперь, когда мы повернули к дому, нитка натянулась до отказа. Катушка, спрятанная внутри военной машины, стала внезапно разматываться в другую сторону, и нас, обвитых концом стремительно размотавшейся нитки, захлестнула петля, которая то внезапно затягивалась, то чуть-чуть ослабевала. Слава богу, для нас война уже кончилась. У нас она была позади. Всюду, где нам встречались беженцы, мы слышали только одно: домой, домой. И это возвращение было зрелищем еще более грандиозным, чем исход.
Но все ли в действительности кончилось для нас и осталось позади — это пока неизвестно. Интересно, что имел в виду тот мужчина с бородой пророка и налитыми кровью глазами, когда он, обратившись к беженцам и воздев руку к небу, воскликнул: «Взгляните на солнце, оно каждый день неизменно встает на востоке и опускается на западе — вот так же неизбежно погибнут немецкие кровавые собаки…»?
Такие слова не забываются, к ним возвращаешься все чаще, и, чем больше думаешь, тем яснее становится их смысл. Большинство называло этого человека «старым чудаком», но были и такие, что говорили: «Он прав, он истинную правду говорит». Что же, возможно, и так.
На обратном пути Вера обратилась в пункт помощи Красного Креста, чтобы ей сделали перевязку, и эту ночь мы провели в покинутом англичанами бункере, где валялись банки из-под мясных консервов и пустые коробки от сигарет.
Мы поднялись рано утром и уже к полудню были в Тилте.
— Мой дядя Андреас тут живет, — сказала Вера. — Пойдем к нему. Может, он поможет нам купить билеты на поезд?
— Почему бы не пойти? Он богатый, твой дядюшка? — спросил я.
— Богатым его не назовешь. Но у него собственная вилла, понимаешь?
Я прямо рот разинул от изумления: собственная вилла, и она говорит об этом так просто, будто у каждого есть дядюшка с собственной виллой!
— Вообще-то я видела его всего раз в жизни, — продолжала она, — лет пять назад. Вполне возможно, что он меня и не узнает.
Я спросил, не предлагал ли этот дядя хоть раз провести на его вилле школьные каникулы, Вера покачала головой.
— Мы не поддерживали с ним близких отношений. Папа часто говорил, что Андреас паразит. А однажды даже сказал: «Знаешь, дочка, от нашего дядюшки Андреаса ничего путного ждать не стоит, промотал он все свои денежки, да и крыша у его виллы бумажная…»
Я не все понял из того, что рассказала Вера. Что такое «паразит»? Что значит «промотал денежки»? И разве бывают дома с бумажной крышей? Я немного выждал, а потом все-таки спросил, что означает слово «паразит».
— Видишь ли, что именно оно означает, я и сама толком не знаю. Чудак какой-то, наверное. Человек, который живет один и ни с кем не водится.
— А он действительно такой?
— Ну, может, папа немного преувеличил…
Я надеялся, что Верин папа действительно немного преувеличил. Если дядя Андреас ни с кем не дружит, ему наверняка не понравится, что мы заявились к нему в гости.
— Это все чепуха, — сказала Вера. — Главное, узнать бы, на какой улице он живет.
