нейтрального разговора о ее происхождении к…
Лэверок выругался снова. Девица нарочно предложила поцеловаться — чтобы отвлечь от разговора о несчастном случае и о ее прошлом!
Он вернулся в каюту и склонился над койкой. Шатти расширенными от тревоги глазами следила за ним, натянув одеяло до подбородка.
Одним неуловимым движением Кеннет склонился над нею, упершись коленом в матрас у самого бедра девушки, а ладонями — в подушку по обе стороны от ее лица.
— Ты спрашивала, не хочу ли я поцеловать тебя?
Изумрудно-зеленые глаза превратились в блюдца. Девушка чуть кивнула в знак согласия.
И Кеннет припал к ее губам. Этот поцелуй не был дружеским, ни к чему не обязывающим легким соприкосновением уст. Лэверок поцеловал ее с таким исступленным самозабвением, что у Шатти зашлось сердце. Язык его скользнул внутрь, исследуя и наслаждаясь медовой сладостью. Кеннет придвинулся совсем близко, и Шатти оказалась в ловушке. Но она не попыталась отстраниться или вырваться, не дала понять, что происходящее ей неприятно. Он ожидал, что подобная дерзость шокирует девушку.
Но нет, она обвила его шею руками и с не меньшим пылом ответила на поцелуй.
И Кеннет понял, что погиб. В жизни ему доводилось целовать многих женщин, но никогда партнерша не наслаждалась поцелуем так, как Шатти, и не откликалась с такой непосредственностью. Эту девушку он мог бы целовать на протяжении часа или двух, или даже трех и в итоге не насытился бы. Ореол тайны, окружающий Шатти, делал ее еще соблазнительнее, еще желаннее…
На осознание собственной ошибки Кеннету потребовалось несколько минут. Отстранившись, он уже точно знал, что целовать Шатти никоим образом не следовало, и при этом не сомневался, что поцелуй этот — не последний. Раз испытав сладость ее уст, он захочет прильнуть к ним снова и снова. Кеннет открыл глаза — девушка улыбалась. Он задержал взгляд на ее губах, влажных, чуть припухших и с трудом справился с искушением взять от них больше.
— Вот теперь мне куда теплее, — промурлыкала Шатти. — Спасибо.
Кеннет вскочил с койки и направился к двери. Еще не хватало, чтобы Шатти заметила, какую реакцию вызвал в нем поцелуй.
— Отлично, — буркнул он. — Значит, повторять не придется.
Захлопнув за собою дверь каюты, Кеннет поднялся на палубу и вновь прокрутил в сознании последние несколько минут своей жизни. Его одолевало неприятное подозрение, что ситуацией он не владеет, — напротив, им беззастенчиво манипулируют. Но он этого не потерпит, нет! Отныне и впредь он будет видеть в Шатти Арран только ассистентку, а вовсе не прекрасную, желанную, неотразимую сирену, поцелуи которой заключают в себе обещание неизъяснимых восторгов.
Рассвет уже занимался, когда Шатти открыла глаза. Со сна она не сразу поняла, где находится. Ей снился дом, ее спальня в эдинбургском родовом особняке семейства Кэссилис, ее огромная кровать с пологом на четырех столбиках, мягкие подушки, пуховые одеяла… Когда-то она была здесь так счастлива! Но все изменилось безвозвратно, когда родители приняли сторону человека, которому она отныне не могла доверять.
При этом воспоминании сердце девушки привычно заныло. Шатти казалось, что ее предали, сочли глупой дурочкой, обвели вокруг пальца.
Вскоре после помолвки она случайно услышала, как жених беседует по телефону с женщиной, с которой его явно связывают отношения более чем просто дружеские. И эти розовые конверты с виньеточками на его рабочем столе, надписанные женской рукой… И тот прелестный атласный пеньюар с оборочками, что Эдам купил в отделе женского белья в одном из роскошных столичных супермаркетов, даже не подозревая, что невеста его выбирает перчатки в секции напротив.
Шатти полагала, что пеньюар предназначается ей, и уже предвкушала, как лукаво пожурит жениха за «слишком дерзкий» подарок… Но пеньюар куда-то исчез, словно его и не было;
Эдам ни словом не упомянул о купленной вещи.
А ведь старшая сестра Эдама была уже не в том возрасте, чтобы носить столь легкомысленные вещички… Впрочем, кто знает?
Когда Шатти сообщила жениху о своих подозрениях, тот, нимало не смутившись, принялся все отрицать. На каждый упрек у него находилось вполне правдоподобное объяснение и убедительный ответ — на каждый вопрос. А лорд и леди Кэссилис горой встали на защиту жениха, уверяя, что Шатти все поняла не так, что она слишком мнительна, слишком требовательна… Какое-то время девушка утешала себя мыслью, что, наверное, так оно и есть.
Но сомнения не проходили. И по мере того как приближался день свадьбы, глядя на Эдама Мюира, Шатти представляла себе их совместную жизнь, полную недомолвок, недоверия, сожалений… Девушка все острее чувствовала, что не в силах распорядиться собственной судьбой, не в силах воплотить в реальность те многообещающие задатки, что видел в ней любящий дедушка.
Когда Шатти под покровом ночи сбежала из родительского дома, ее одолевал панический страх: права ли она, сумеет ли выжить самостоятельно? И в то же время она ликовала и радовалась, предвкушая немыслимые приключения и возможность узнать жизнь лучше во всех ее проявлениях. Шатти тихо вздохнула. Приключение обошлось ей дорого. Как давно девушка не ощущала себя в безопасности! Лишь теперь, впервые после побега, она отыскала надежное убежище, где все ее сомнения и страхи словно отступили на задний план. Теперь ей и впрямь ничего не угрожает — на «Морском ястребе», рядом с Кеннетом Лэвероком. До чего же хочется задержаться здесь подольше!
Шатти приоткрыла дверь каюты для экипажа и заглянула внутрь. Кеннет спал на узкой койке, из одежды на нем были лишь джинсы, обтягивающие мускулистые бедра. Одна нога свесилась, шерстяное одеяло сбилось, но Кеннет словно не чувствовал промозглого холода.
Девушка поневоле залюбовалась лицом спящего, чувствуя, как ее захлестывает волна благодарности. Она для Кеннета Лэверока не более чем посторонняя, однако он приютил ее, дал крышу над головой и возможность заработать на жизнь. Значит, сердце у него доброе.
Шатти глубоко вздохнула. Эдам Мюир тоже был добрым, благородным, возвышенным юношей — пока его не испортили деньги семейства Кэссилис.
Прогнав непрошеную мысль о бывшем женихе, Шатти вновь сосредоточилась на Кеннете, любуясь выразительными чертами его лица, массивной, точно изваянной из гранита челюстью, безупречной формы губами, длинными черными ресницами, орлиным носом. Девушка склонилась ниже так, что ровное дыхание спящего защекотало ей ухо, гадая, что произойдет, если она возьмет и поцелует его снова.
Шатти Арран никогда не довольствовалась простым «что, если». Она привыкла получать все — и сразу. Девушка подалась вперед и осторожно коснулась его губ, провела кончиком языка по складкам в уголках рта. Ее тело затрепетало, но не от холода, а от восхитительного ощущения чего-то запретного.
При втором поцелуе Кеннет открыл глаза и недоуменно уставился на Шатти. В первый момент ей показалось, что он так толком и не проснулся и задремлет снова. Но Кеннет потянулся к ней, запустил пальцы в рыжие волосы, притянул к себе и в свою очередь прильнул к ее губам в долгом, глубоком, страстном поцелуе.
С уст ее сорвался легкий возглас изумления — поцелуй столь пылкий застал Шатти врасплох.
Девушка тут же вспомнила слова Кеннета, произнесенные накануне вечером, и поняла, что вступила на опасную территорию. Если Кеннету Лэвероку придет в голову соблазнить ее, сумеет ли она противостоять ему? И главное, захочет ли?.
По-прежнему не отрываясь от ее туб, Кеннет схватил девушку за талию и рывком повалил на себя. Ладонь его скользнула ей под футболку и легонько задела грудь — в крови Шатти мгновенно забушевало пламя желания. Девушка выгнулась всем телом, приглашая его к новым ласкам, но Кеннет отчего-то убрал руку. Девушка открыла глаза и увидела, что он изучающе ее разглядывает.
— Что ты делаешь? — осведомился он.
На этот вопрос ответа у Шатти не было. Испытываю тебя, мысленно произнесла она. Проверяю, как ты отреагируешь. Гадаю, как далеко ты готов зайти.
— Целуюсь с тобой, — сказала она вслух.
— Но зачем?
— Затем, что это ужасно приятно.
