— Точно. Их догадка правильна. Я полагаю, они не тронутся с места. Надеюсь, удастся убедить в этом наше начальство…
Он развернул на столе карту, карандашом очертил окружность, центр которой помещался там, где мост Мирабо выходит на набережную, метрах в семидесяти пяти от того места, где замечен был белый «рено».
— Где-то здесь, — показал он, — живет наша Мария Луиза. И все, что нам остается, — прочесать этот квартал. Надежды мало, но все же лучше, чем сидеть сложа руки.
— Не намного лучше, — проворчал Алламбо. — У нас есть фото той, что приходила в больницу, покойника Хаана и Масэ, а также описание белой машины. Это все.
Уж если контрразведчика прижмут как следует, то он способен на великие свершения. Теперь, когда его загнали в угол, Альфред Баум это доказал. Позже, несколько лет спустя, он любил рассказывать об этом как о самой красивой и элегантной операции за всю историю работы департамента безопасности.
— И всего-то понадобилось четырнадцать часов! — с торжеством сообщал он каждому, кто соглашался его послушать. — Мы плюнули на финансовые соображения, поотрывали всех от работы, разбили несколько семей и, кажется, создали новые, прямо у нас в отделе. Главное, чтобы цель была общая, это единственный способ действия, если уж припечет. — В этом месте он делал паузу и улыбался самой хитрой из своих улыбок. — А ведь утром того дня я был в полном отчаянии — до парада оставалось всего пять дней.
Если по пунктам, то это выглядело так:
— владельцам трех газетных киосков в квартале было предложено поехать отдохнуть куда-нибудь на недельку, а за них поработают другие;
— кассирш на станции метро «Порт Жавель» заменили на время дамы из отдела, а штат уборщиков на этой станции был увеличен на две персоны. Оперативникам работа показалась не более утомительной, чем их собственная;
— квартал внезапно стал местом притяжения влюбленных. Они обнимались на мосту Мирабо. Они целовались в машинах на стоянках. Они неустанно прогуливались по набережной;
— двое оперативников стали мусорщиками и, хотя труд их не оплачивался, усердно чистили здешние вонючие помойки, проклиная свою судьбу;
— одетые весьма разнообразно, сотрудники и сотрудницы отдела прогуливались по кварталу, занятые чтением газет или, безусловно, интересным разговором, у некоторых были сумки с продуктами;
— почтенная матрона, лет тридцать просидевшая в архиве на улице Соссэ, превратилась в цветочницу — ее здоровенную корзину пополнял на рынке разъяренный сержант полиции, который никогда не предполагал, что ему поручат такую, с позволения сказать, работу. Но матрона была в восторге от новой должности и обосновалась у самого входа в метро, спрятав радиопередатчик в своей необъятной юбке.
— Ну, мы сделали все, — доложил Баум обеспокоенному Вавру. — Если что упустили, так дополним, я человек не гордый. Правда, квартал и так битком набит нашими.
Вавр вздохнул:
— Надеюсь, на сей раз повезет. Столько сделано, должна же быть хоть когда-то удача, мы ее заслуживаем.
— Еще мы могли бы Хемминга, он же Феликс, арестовать, — задумчиво предложил Баум.
— И часа не пройдет, как посольство кинется его спасать. Ну и что будет? Дипломатический скандал. Заголовки в газетах во всю страницу. Вопли из Вашингтона, а уж тут у нас какие вопли! Нет уж, такого лучше не надо!
— Я это и ожидал услышать. Но у нас на этого субъекта столько всяческих данных, что его дважды повесить можно.
— Дело не в нем. Дело в том, что такой скандал с политической точки зрения сейчас невыгоден. Забудем о Хемминге!
— Все-таки мне кажется, что было бы разумно посвятить президента в его делишки.
— Да ведь ничего не докажешь.
— Я мог бы связать его деятельность с тем, что делал Рене, а Рене был связан с Масэ, который передал в «Юманите» секретные документы. Звенья этой цепочки прочные, суд счел бы аргументы вполне убедительными. Но о суде, кажется, и речи нет?
— Я подумаю обо всем этом, Альфред, но мне сама идея пока не нравится. Что у тебя есть конкретно против Хемминга? Если дойдет до объявления его персоной нон грата, то мне понадобятся данные.
— Я их пришлю. Я написал резюме по его досье, этого достаточно. Но мы еще к этому вернемся.
В дверях он обернулся:
— Пожелайте мне удачи.
Информация из архива контрразведки о Рольфе Уолдо Хемминге.
Родился в Монреале (Канада) 9.8.1925 г., мать — уроженка Канады, отец — американец. Гражданин США.
Учился в государственных школах в Монреале и Бостоне, изучал конституционное право в Гарвардском университете. Закончил summa cum laude[3] в 1949 г.
Сведения о деятельности между 1966 и 1975 г. скудны. Одно время работал в Вашингтоне, в разные годы — в Никарагуа и Сан-Сальвадоре. В 1975 г. назначен советником по культуре в посольстве США в Париже. Активно сотрудничает с конгрессом «За свободу культуры» и радиостанцией «Свободная Европа». Вероятно, осуществляет связи между этими организациями и ЦРУ.
Владеет английским, французским, итальянским, арабским, немного — испанским.
Подпись: Баум. См. досье № у/Н 8101877, Хемминг Р.У.
Фото: имеется. Отпечатки пальцев: только правой руки. Запись голоса: имеется. Сведения получены от: список осведомителей имеется. Качество информации: с момента прибытия во Францию — хорошее, за предыдущий период — мало конкретных обоснованных деталей».