На стадион пришел Георгий Родионов, сын боцмана. Он долго наблюдал за игрой, стоя около нас. Потом сказал:
– Никакой тактики. И не чувствуется тренировки. Так они, конечно, проиграют.
– Типун тебе на язык! – огрызнулся боцман.
И в ту же минуту почти вся команда «Октября», прорвавшаяся на половину поля противника, вдруг ос талась без мяча.
Матвеев заметался в воротах. Момент был критический и самый неприятный. От сильного удара Свенсена мяч ворвался в ворота подобно снаряду.
Свист и оглушительное гиканье словно взорвали стадион. Рядом со мной раздался вопль. Иван Панте леевич схватился за голову.
– И я еще на свои деньги купил им мяч!
Через несколько минут свисток судьи возвестил о перерыве. Разочарованный и обозленный Иван Пантелеевич даже не встал с места.
– Иди расскажи этим молокососам и шалопаям, как нужно играть! – сердито сказал он сыну.
Весь перерыв Георгий Родионов разговаривал с футболистами «Октября». Он упрекал их за неслаженность в игре и за излишнюю горячность, советовал «держать» игроков противника.
Во второй половине норвежцы стали играть напористее. Они все чаще и чаще прорывались к нашим воротам. Было видно, что Матвееву приходится трудновато. Он прыгал, падал и под одобрительные выкрики и аплодисменты брал мячи мертвой хваткой.
Между тем игра подходила к концу, и над командой «Октября» нависала угроза проигрыша с «сухим» счетом. И вдруг всех удивил – кто бы вы думали? – Костя Чижов. Матвеев выбил мяч далеко на середину поля. Мяч был принят матросом Якимовым и стремительно передан Павлику Жаворонкову. Радист ловко обвел полузащиту норвежцев и ударил по воротам. Зрители ахнули – мяч угодил в стойку ворот и отскочил. И тут подвернулся Костя Чижов. Может быть, случайно, но Костя так ударил по мячу, что тот влетел под планку и затрепетал в сетке.
Я хотел броситься на поле обнимать Костю, но боцман удержал меня. Впрочем, и сам Иван Пантелеевич от радости и восторга едва сидел на скамейке.
Оля и Галинка неистово аплодировали Косте.
Международная встреча так и закончилась вничью со счетом 1:1.
Команды поприветствовали друг друга. И в это время наш боцман вышел на середину поля и торжественно передал Павлику Жаворонкову, капитану команды, букет цветов. При этом он тихо, чтобы не слышали посторонние, пробурчал:
– Хотел козам отдать, да ладно уж…
Я тоже вспомнил о своем букете и поспешил отдать его сегодняшнему имениннику, моему другу Косте Чижову. Тут были астры, георгины, анютины глазки…
Костя смущенно взял букет, повертел его и потом спросил у меня:
– А что если я их тоже подарю?
– Кому?
Костя решительно подошел к капитану команды «Луизы» Карлу Свенсену и подал ему цветы. Норвежец широко улыбнулся, взял цветы и обнял Костю, а его товарищи захлопали. Рукоплескал и весь стадион.
– Это на дружбу! – сказал Костя.
– Спасибо, – сказал норвежец и повторил: – На дружбу! Хау хапи ай ам!
– Он говорит, что очень счастлив, – перевел Павлик Жаворонков.
Костя был героем. И главное, все это видела Оля. Я радовался за друга и втайне завидовал ему.
Когда мы возвращались на «Октябрь», Иван Пантелеевич все время шел с Костей и расхваливал его. Вот такие ребята никогда не ударят лицом в грязь и не уронят честь команды советского парохода.
А через час я снова слышал ворчливый голос боцмана, раздающийся со спардека:
– Эй, парень, ты забыл, что находишься на палубе «Октября»?! Я тебя в одну минуту приучу к порядку.
Эти слова относились к Косте Чижову, который нечаянно обронил на палубу кусок пакли.
ОЛЯ ЗАБОЛЕЛА
Дед Максимыч вернулся с рыбалки. Вместе с ним приехал лесник Григорий. За то время, которое я его не видел, он почти не изменился, был такой же загорелый, могучий и застенчивый.
– А где Илько? – спросил Григорий.
– Он у Кости Чижова. Я сейчас его позову.
Я сбегал к Чижовым и привел Илько к нам.
Лесник любовно оглядел своего питомца.
– Ну, моряк, когда у тебя отпуск? – спросил он, усаживая Илько на стул. – Поедем ко мне! У меня теперь хозяйка есть. Козу теперь сам не дою, да и с горшками и ухватами дел больше не имею.
Мама расставила на столе посуду и разлила по тарелкам уху из свежих, привезенных дедом
