Николай Иванович. – Потому он и сравнивает новоземельскую природу с зарождением жизни на Земле.
– А ты спорил еще! – сказал Костя, когда мы вышли из каюты старшего механика. – Ну, кто был прав?
– Ты был прав, – усмехнулся я. – «Мировое здание, самый большой дом в мире!» Эх ты, профессор! Поедем-ка лучше на берег да посмотрим это «утро мироздания»! Сейчас уже якоря отдадут.
Вначале Костя, судя по его лицу, хотел рассердиться, но потом улыбнулся.
– Не будем спорить.
Он взял меня под руку, и мы с ним поднялись на палубу.
– Где вы были? – спросил встретивший нас Илько. – Я вас ищу, ищу.
– Ну как, Илько, похожа Новая Земля на вашу тундру?
– Нет, совсем, совсем не похожа. У нас Печора не такая. И тундра у нас совсем не такая, как эта земля. Высокая земля. И где тут ягель? Одни камни. Плохо тут.
– Ты вроде этого путешественника, который книжку написал, – смеясь сказал я. – «Плохо». Да ты ведь еще ничего не видел. А что, разве у вас в тундре пальмы растут?
– Нет, у нас нету пальмы. У нас есть ягель. А без ягеля оленям нечего будет есть, и они помрут. Плохо!
– Вот лучше поедем на берег да посмотрим Новую Землю. Тогда и говорить будем.
Загрохотал брашпиль, и якорь стремительно понесся в воду.
…И вот мы впервые ступили на Новую Землю. Но какая это земля! Голые скалы, глинистый сланец. Камни, камни… Неужели здесь нет даже травки?
Нет, оказывается, здесь есть мох и трава, правда, тощая и растет клочками. Но на одном из склонов, обращенных к солнцу, мы увидели даже цветы. Это были мелкие незабудки, бледно-желтые лютики, ромашки, колокольчики и камнеломки.
Мы даже видели березу и иву. Но назвать деревьями эти тоненькие стебельки трудно. Право, какое это дерево, если оно своими стебельками стелется по земле и их нужно разыскивать, разгребая мох?!..
На Новой Земле много птиц, и хорошему охотнику здесь раздолье. Были бы мы охотниками! Гуси, лебеди, утки, гаги, пух которых очень ценится, и многие другие – настоящее птичье царство! Как нам рассказывали, здесь, на птичьих базарах, собирается около миллиона птиц.
…На Новой Земле пеня ожидало горькое разочарование. Я ехал сюда с затаенной надеждой узнать хотя бы что-нибудь об «Ольге» и о своем отце.
Но новоземельцы – и ненцы и русские – ничего не знали и не слышали о судьбе команды «Ольги». Они даже не помнили такого судна. Ведь это было давно – десять лет назад. Сколько воды утекло за это время и сколько произошло событий! А может быть, «Ольга» и не заходила в Белушью губу… Может быть, у них было мало провизии и топлива, и, чтобы не задерживаться, начальник экспедиции решил идти вперед, на север…
Костя и Илько хорошо понимали меня. Я знал об этом. Тяжело остаться без отца! Костя помнил, как я вместе с ним мучился, ожидая вести об его отце в тяжелые дни интервенции. Костя оказался счастливцем. Перенесший все ужасы архангельской тюрьмы, каторги на Мудьюге, отец Кости все таки остался жив и вернулся. Погиб в полярном безмолвии мой отец. Умер от тяжелой болезни олений пастух – отец Илько. Белогвардейцы расстреляли отца Оли Лукиной.
Мои друзья понимали, почему я был так печален. Вместе со мной ходили по становищу и расспрашивали местных жителей об «Ольге». Но эти поиски и расспросы остались безуспешными.
НИКОЛАЙ ГРИСЮК
Погода стояла штормовая, и «Октябрь» задержался с отходом.
Однажды Илько вернулся с берега возбужденный. Я только что сменился с вахты.
– Нашел! – закричал он, увидев меня. – Нашел «Ольгу»!
– Какую «Ольгу»?.. Где ты чего нашел?..
– Да нет, не «Ольгу», а человека одного с «Ольги» нашел.
– Где? Ты не выдумываешь, Илько?
Мне хотелось верить, но я не верил. Я хотел быть счастливым и боялся, что мое счастье сейчас же рассеется.
– Да, да, да, – торопливо говорил Илько. – Только не нашел, а узнал о нем. Здесь есть человек из команды «Ольги». Я был у уполномоченного, и этот уполномоченный мне говорил, что есть такой человек.
Я все еще не верил в то, что говорил Илько.
– Какой уполномоченный? Где тот человек?..
– Уполномоченный, который пушнину принимает, – объяснял Илько. – А где тот человек, так уполномо ченный и сам сейчас не знает. В Белушьей он не живет. Живет где-то далеко, охотится и сюда приезжает.
– А когда он приедет?
– Не знаю, и уполномоченный не знает.
– А может быть, уполномоченный перепутал что-нибудь, – сказал я с тревогой.
