Никто не мог мне этого сказать; все были слишком заняты и слишком раздражены, пока однажды после долгого затишья Зелдон-Троун не пригласил меня к себе в кабинет.
– Насколько я понял, Хорлокс-Местлер незадолго до своей смерти дал тебе представление о нашей солнечной системе, Дроув, – доброжелательно начал он, когда я сел и уставился на него. – Надеюсь, ты не станешь возражать, если я продолжу с того места, где он остановился. Очень важно, чтобы ты об этом знал. Это может многое тебе объяснить и может помочь тебе понять нашу роль здесь, на заводе. Тебе придётся жить с нами, и будет легче, если ты перестанешь нас ненавидеть. Возможно, ты даже сможешь нам помочь.
– Угу.
– Итак. – Он достал карандаш и нарисовал чертёж, похожий на тот, который изобразил Местлер, но поменьше, оставив большое пространство чистой бумаги. – Ты уже знаком с движением нашей планеты по эллиптической орбите вокруг солнца Фу. Это доказанный факт, хотя ещё не так давно считалось, что Фу вращается вокруг нас по двойной спирали. – Он усмехнулся. – Я до сих пор считаю эту концепцию весьма интересной.
Однако… В последние годы наши астрономы проделали большую теоретическую работу, и, хотя они смогли объяснить естественный характер орбиты, два фактора привели их в замешательство.
Во-первых, было бы логично предполагать, что наша планета когда-то была частью Фу, которая откололась или оторвалась. Но если это так – тогда почему она вращается вокруг оси, расположенной под прямым углом к плоскости её движения по орбите? Логично было бы, если бы она вращалась в той же самой плоскости, или очень близкой к ней. И, во-вторых, в её орбите были обнаружены необъяснимые отклонения.
Он сделал паузу и отхлебнул из кружки, задумчиво глядя на меня.
– Тебе не кажется это интересным, Дроув? Должно казаться. Это заинтересовало наших астрономов, и в результате возникли новые гипотезы.
Первая гипотеза предполагала, что когда-то в далёком прошлом между нашей планетой и солнцем Фу не было никакой связи. Мы не были частью нашего солнца. Мы появились откуда-то издалека, блуждая сквозь космос, и были им захвачены.
Вторая гипотеза вскоре подтвердилась. Отклонения в нашей орбите были вызваны гигантской планетой Ракс.
А с изобретением телескопа эти две гипотезы стали одним фактом.
Оказалось, что Ракс вращается вокруг оси, лежащей в той же плоскости, что и наша. Ракс и мы были когда-то частью одной и той же системы – фактически мы могли быть даже частью самого Ракса, а солнце Фу появилось извне…
Он замолчал, давая мне переварить услышанное. Наконец, я заметил:
– Вы хотите сказать, что все эти сказки о Великом Локсе Фу, вырывающем нас из когтей ледяного дьявола Ракса – правда? Что Фу притянул нас к себе с орбиты вокруг Ракса? – Я был разочарован; это выглядело так, будто моя мать оказалась права.
– Это правда, но это ещё не все. Видишь ли, этот процесс двусторонний… И теперь пришло время, когда Ракс должен притянуть нас обратно.
Наступила долгая тишина, и я вздрогнул, несмотря на то, что в комнате было тепло, вздрогнул, представляя себе холодный Ракс в небе и крохотную точку Фу среди звёзд. Вечная тьма, вечный холод. Это был конец света.
Действительно, конец света!
– Сколько лет? – прошептал я. – Сколько пройдёт лет, прежде чем мы снова увидим Фу?
– Не очень много – относительно, конечно.
– Он поколебался. – По расчётам – сорок. У нас есть продовольствие, топливо – даже несмотря на то, что мы потеряли весь груз спирта на «Изабель». Впервые нам предстоит стать… продолжателями цивилизации.
– Но что будет с остальными? – Собственно, я думал только о Кареглазке. Моей Кареглазке, умирающей страшной смертью от холода, пока все парлы, включая меня, будут сидеть под землёй в тепле и уюте. – Значит, война с Астой – лишь большой обман? – Мой голос дрожал.
– Нет, – спокойно сказал он, – война настоящая: она действительно началась, и, пока шла, стали известны некоторые астрономические факты, почти случайно были сделаны определённые расчёты. И тогда двум противоборствующим сторонам показалось более удобным позволить войне продолжаться, вот и все.
– Во имя Фу, уж конечно! – я снова начал терять самообладание. – Это позволяет вам принимать меры безопасности вроде превращения этого места в крепость, отгороженную от собственного народа, пока астонцы и эртонцы уничтожают друг друга. А мой отец… Он знал об этом, знал всё время… И у вас не возникло никаких мыслей о людях, которые погибли в вашей фальшивой войне, которые гибнут до сих пор?
– Они в любом случае погибнут. Они хоть будут счастливы, погибая за что-то… Послушай, Дроув, я понимаю твои чувства, – рассудительно сказал он. – Я рассказываю тебе все это, потому что мне кажется, ты единственный, кто в состоянии убедить Стронгарма прислушаться к голосу разума. Я хочу, чтобы он увёл своих людей. Даже ты должен понимать, что они ничего не добьются, напав на нас.
– Чтоб вас заморозило, Троун, – прохрипел я. – Чем больше парлов они заберут с собой на тот свет, тем более я буду счастлив. И они тоже: как вы сами сказали, лучше погибать за что-то.
– Ты не понимаешь, Дроув. Все это уже не имеет никакого смысла.
– А что случилось с маленьким Сквинтом, с Сильверджеком? Надо полагать, вы их убили? Он вздохнул.
– Я хочу, чтобы ты понял: ты один из нас, один из победителей, нравится тебе это или нет. Сквинт и Сильверджек, каждый по-своему, угрожали нашим планам, раскрыв суть наших действий, и потому их необходимо было убрать. Меня в то время здесь не было, но будь я на месте ХорлоксМестлера, я бы
