– неторопливо, так как садятся в такси – приказал:
– Поехали.
– Попал? – спросил я, когда Бельмондо выехал на Садовое кольцо.
– В машину, да не попасть? – ответил Веретенников, оставаясь непроницаемым. – Это только в кино бывает.
На Таганке мы поменяли 'Мерседес' с бросающимися в глаза номерами (за новой сходил Бельмондо; я оставался в заложниках). Через пятнадцать минут – было уже темно – на Волгоградском шоссе, невдалеке от станции метро 'Текстильщики', Бельмондо на полной скорости вмазал машину в бетонный столб, вмазал задней дверью, той, у которой сидел Веретенников.
Но Веретенников, похоже, точно 'ходил по воде'. Весь залившись кровью, он, тем не менее, сохранил подвижность и самообладание; это помогло ему пресечь мои попытки овладеть ситуацией. Сделал он это одним предупредительным выстрелом и двумя умелыми ударами ручкой пистолета. После того, как я решил держаться от него подальше, Веретенников, как никогда чувствовавший себя Терминатором или даже господом богом, выстрелил два раза в бездыханного Бельмондо, тут же приставил дуло к моему плечу и сказал, стараясь улыбаться демонически:
– Выходи из машины.
Смерть Бельмондо (сомнений, что он убит, не было никаких – пули 'Гюрзы' не ранят), вошла в мое тело вторым хребтом. Я остался один, теперь никто кроме меня не смог бы остановить безумца, решившего завладеть миром. И, сделавшись роботом, я подчинился.
Выбравшись следом, Веретенников моментально сориентировался в ситуации. Увидев тормозившую на полном ходу машину – это был микроавтобус 'Хрупкой Вечности' – он молниеносным ударом в шею бросил меня на землю и тут же хладнокровно расстрелял людей, посыпавшихся из автомобиля.
Один за одним были убиты Красавкин, Гогохия, начальник отдела охраны Кургузов и еще пять человек – все, кто имел право принимать решения и беспрепятственно входить и выходить из особняка на Поварской. Сменив обойму, Веретенников добил раненных, затем застрелил людей, остававшихся в салоне микроавтобуса.
К этому времени я пришел в себя, и на карачках пополз к Кургузову, чтобы взять пистолет из его мертвой руки. Но не успел сделать это – Веретенников выскочил из машины и мощным ударом ногой в живот заставил меня почувствовать, что такое куча дерьма.
Очнулся я на мягком кожаном диване в богато обставленной однокомнатной квартире, которую Веретенников когда-то купил для интимных встреч со своей однокурсницей. Очнулся от хихиканья. С трудом подняв голову (руки мои были связаны за спиной), я увидел, что хозяин квартиры лежит на кровати, лежит на Асоли, одной из послушниц 'Хрупкой Вечности' (она была за рулем микроавтобуса), лежит и хихикает. Белое покрывало, руки и ноги девушки, приспущенные брюки Веретенникова, его зад, рубашка, были вымазаны алой еще кровью. Почувствовав, что на него смотрят, Веретенников обернул ко мне голову и сказал, продолжая хихикать:
– Представляешь, меня опять прихватили!
Весь охваченный ужасом, я вгляделся и увидел, что тело насильника намертво оплетено окоченевшими руками и ногами бедной Асоли...
Я вернулся на Поварскую спокойный и уверенный. Со мной не было моих товарищей, они погибли. Но по большому счету это не имело никакого значения. Это имело значение лично для меня, но для дела их смерть ничего не значила. Мы взяли высоту, пусть на ней стою я один, но это наша высота.
Войдя в пустынный особняк, я немедля пошел к Бомбе. Постоял перед ней с полчаса, потом вернулся в кабинет и стал решать, кем заменить погибших друзей и соратников, заменить, чтобы к назначенному сроку расконсервировать и пустить в работу филиалы в Нью-Йорке и Токио. Как руководитель проекта, я, конечно же, знал точные координаты их местонахождения, коды и шифры замков и секретных запоров, так же как и номера телефонов ближайших сподвижников Бельмондо и Баламута. Чтобы легче думалось, я сделал себе большую чашку черного кофе и принялся попивать его в своем любимом кресле, стоявшем рядом с мраморной статуэткой Сен-Симона. Когда в чашечке еще оставалось немного кофе, я услышал мысленный приказ Синичкиной: 'Пора, мой друг, пора! Где там твоя железка?'
Синичкина подстраховалась. На тот случай, если первая гипнотическая бомба по какой-либо причине не сработает, она заложила в мой мозг запасную, обязанную сработать в начале ноября. И она сработала, когда в особняке Михаила Иосифовича Бомштейна не было никого.
Эпилог
Я знал, что сделаю это. Спущусь к ней и ткну монтировкой в ее розовые зубы. Знал и чисто по- человечески медлил. Пошел, почистил зубы, побрился, переоделся в чистое, выпил все спиртное из аптечки, потом спустился на улицу, стрельнул у милиционера сигаретку, выкурил ее у Сен-Симона. Последнее, что я смог придумать, так это открыть в особняке все окна и двери. Когда стало холодно и противно, взял загодя приготовленную монтировку и пошел вниз.
Бомба была прекрасна и грустна. 'Похожа на Дездемону перед смертью, – подумал я, остановившись перед ней в минуте молчания. – Надо было натереть себе морду ваксой. Вот была бы хохма'.
Шутка смяла настрой и охмуренный мой мозг взял тайм-аут, дабы полностью овладеть всеми своими закоулками. Когда это произошло, я выцедил:
За секунду до последнего моего движения сзади раздался голос, спокойный и очень знакомый:
– Хватит дурака валять, пошли домой.
Я обернулся и увидел Ольгу. Рядом с ней стояла и пялилась на бомбу Леночка.
Конечно, этой нервной истории можно было придумать финал и поинтереснее, но что было, то было. Как говориться, за что купил, за то и продаю.
