как правило, не предусматриваются. И поэтому господа авантюристы, нам остается рассчитывать только лишь на чудо. А чудес, как вы уже, наверное, поняли, на этой штольне выше крыши. И это меня обнадеживает.
В камере воцарилась тягучая тишина.
Синичкина думала об алмазах: 'Стоит их найти и все образуется'.
Кучкин вспоминал маму и парализованного отца.
Али-Бабай рассматривал Синичкину.
Баклажан с Полковником, прикидывали, как покинуть подземную темницу.
Веретенников чувствовал дыханье своей Смерти, неожиданно возникшей во мраке в одном из дальних уголков подземелья. 'Каждый день, нет, каждый час, нет, каждую секунду, она будет приближаться ко мне на шаг', – думал он, представив себе нечто бестелесное, бесформенное и заразительно безжизненное, неумолимо надвигающееся на него и только на него.
Увидев, как побледнел Веретенников, Баклажан подтолкнул его плечом. Это побудительное движение отвлекло Валеру от панических мыслей, и он сказал то, что хотел озвучить бандит:
– Может все-таки выпустишь нас?
– Тебя и Сашку выпустим, – подумав, ответил я. – А остальные пусть пока посидят. Потом решим, что с ними делать.
Валерий виновато посмотрел на упомянутые мною личности, и те ушли вглубь тюремной рассечки. Баклажан свой уход предварил ни к кому не обращенными, но весьма проникновенными словами 'Твою мать!'
Проводив их глазами, я обернулся к Али-Бабаю, указал рукой на Веретенникова с Кучкиным и приказал:
– Let them out![19]
Подземный араб недовольно замотал головой, но после моего решительного 'Now!!!' нехотя подошел к своему КПЗ, вынул из кармана замысловатый ключ и открыл дверь.
...Перед тем, как направиться в ставку Али-Бабая, я решил посмотреть, насколько быстро скапливается вода перед завалом. Первым к подземному озеру подошли мы с Синичкиной. И увидели, что влага в смертельной своей ипостаси сантиметр за сантиметром подбирается к нашим ногам.
– Дней через пять, максимум через неделю, мы, скорее всего, задохнемся у забоя первого штрека... – проговорил я, наблюдая как медленно, но верно превращаюсь в остров.
– Почему именно там? – спросил Веретенников упавшим голосом.
– Забой этого штрека дальше других отстоит от устья и потому расположен гипсометрически выше других участков штольни, – ответил я. – Воздушная пробка там будет самая объемная...
– Всем в ней издыхать нет смысла, и потому прямо сегодня предлагаю разыграть эти самые воздушные пробки, – преложил Кучкин вполне серьезно. – Штреков и квершлагов тут полно, каждому достанется по отдельной...
– Могиле... – добавил Валерий, мрачнея все больше и больше...
– Неужели ничего нельзя сделать? – обернувшись ко мне, растерянно спросила Синичкина.
– Нет... Даже верить не во что, – вздохнул я и обратился к Али-Бабаю по-русски:
– Что, финиш, папаша?
– Иншалла! – взметнул руки к кровле Али-Бабай. Весь вид его выражал спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.
– Что он сказал? – встрепенулась девушка, почувствовав оптимизм в голосе подземного араба.
– Он сказал, что на все есть воля Аллаха, – скривил я лицо в скептической улыбке. – Пошлите, что ли, пир во время потопа устроим? Не пропадать же вину и продуктам?
– Точно! – обрадовался Кучкин, до этого шевеля губами, считавший что-то в уме. – И первый тост я предложу за двоечника Чернова. Или нет, к черту ложную скромность – за выдающегося математика и человека Александра Сергеевича Кучкина.
– Не понял? – уставился я в его довольное лицо.
– А что тут понимать? Ты сказал, на умишко свой положившись, что мы сдохнем через неделю, а я вот, великодушно дарю всем по две тысячи полновесных дней.
– Две тысячи дней? – удивился Веретенников.
– Ага! Это легко просчитать. Прикинь, длина всех выработок штольни составляет около пяти километров, ты сам мне об этом как-то говорил. Сечение выработок в среднем пять целых восемь десятых квадратных метра, значит, объем штольни составляет где-то около тридцати тысяч кубических метров. Или для простоты вычислений – около тридцати миллионов литров. Дебет сточных вод – сами видите – около 10 литров в минуту. Значит, для того, чтобы наполнить все выработки штольни понадобится три миллиона минут или около шести лет. А за шесть лет мы по всей вероятности что-нибудь придумаем!
– Шести лет не получится... – покачал я головой. – Тридцать миллионов литров воздуха мы обескислородим дней за двести... Так что всего через пару месяцем мы будем драться друг с другом за место под скважиной...
– Ты просто паникер... – поморщилась Синичкина.
– Посмотрим, – ответил я. И движением рук предложил Али-Бабаю возглавить шествие к его апартаментам.
Через пятнадцать минут все мы, за исключением, конечно, Вольдемара Владимировича и Баклажана,
