пуговицу у Валерки и деру дает. А Валерка его догоняет и салит заточкой. Тоже чепуха. Значит, подложили пуговицу. Убийца подложил... Интересные шляпки носила буржуазия... Надо идти разбираться. А про пуговицу никому не скажу. Намекну разве, что в кулаке у убитого нашел кое-что интересное'.
Зря я, конечно, взял с собой Полковника. Чуть обвал не устроил: не рассчитал своих габаритов с трупом на спине и, сползая с завала, застрял под надломанным верхняком[32] , он подался вниз и накрепко нас придавил. Хорошо, что Али-Бабай, меня, видимо, заждавшись, пошел навстречу. Освободил, взвалил труп Полковника на спину и потащил его вон из штрека. Я за ним побрел, вычисляя в голове убийцу Полковника. И в конце концов, ничего не придумав, решил взять подземного араба, как говориться, на «понт».
– А ведь это твоя жинка Полковника прикончила, – сказал я ему вслед. – Та, которая в паре с ним работала. Хрястнула сзади заточкой, когда они на заслуженный отдых шли.
– Это не она, – ответил Али-Бабай, обернувшись ко мне. – Она без моего разрешения блоху с себя не снимет. И вообще, ты же приказал мне навечно заточить их в моей тюрьме... И ты хорошо знаешь, что я не могу ослушаться твоего приказа.
Убедительно, надо сказать, ответил. Я поверил его тяжелому малиновому взгляду. И, дабы снять возникшую напряженность, сказал первое, что пришло в голову:
– Прекрасная сегодня погода, не правда ли?
Али-Бабай не ответил, только досадливо помотал головой.
Баклажан принял труп своего сподвижника, чуть ли не со слезами на глазах. Осмотрев его и выявив причину смерти, сокрушенно покачал головой и попросил у меня разрешения похоронить труп в ближайшей рассечке второго штрека; устье этой выработки открывалось прямо напротив устья первого, 'алмазного', штрека. Я разрешил и уселся между Синичкиной и Веретенниковым (они сидели на бревне, лежавшем у стенки).
– Так кто же его убил? – спросила Синичкина шепотом, как только Баклажан удалился с трупом Полковника на спине (за ним с пистолетом в руке последовал бдительный хозяин подземелья). – Напарница?
– Али-Бабай сказал, что не она... И мне кажется, что он не врет.
– А кто тогда убил? – буркнул Веретенников, осторожно растирая заживающее плечо.
– Мне кажется, что это... что это Кучкин, – проговорил я, передав Валерию пуговицу, найденную в кулаке покойника. – Больше некому.
– Кучкин? – искренне удивилась Анастасия, недоуменно уставившись в усталого Сашку, сидевшего метрах в трех от нас на фанерном ящике из-под карамели 'Слива' (и этот ящик, и бревно, приволок Али- Бабай, приволок, чтобы мы не сидели на холодной земле).
– Да, Кучкин, – ответил я, внимательно наблюдая за Веретенниковым, недоуменно крутившим пуговицу в руке. – Он должен был идти в забой после Полковника. Полковник сильно уставал, ты знаешь, и при возвращении со смены потому отставал от напарницы. Так вот, вероятно, Кучкин отследил этот факт и после того, как напарница полковника в очередной раз пришкандыляла на отдых первой, побежал в штрек и убил полубесчувственного от усталости Вольдемара Владимировича.
– А напарница Кучкина? Ну, та, которую Мухтар зовут? – спросил Веретенников, выбрасывая пуговицу в сточную канавку. – Она должна была все видеть?
– Она могла задержаться на несколько минут в стволе. Ну, к примеру, для того, чтобы пошушукаться с напарницей Полковника.
И, решив довести дело до конца, я подошел к Кучкину, сел перед ним на корточки и спросил:
– Ты видел Полковника по дороге в забой?
– Нет. Я пошел на смену, как только пришла его напарница. И по дороге с ним не столкнулся, подумал еще, что он где-нибудь в рассечке писается...
– Мухтар с тобой была?
– Нет, она минут на пять задержалась...
– Ты понимаешь, что своими словами ты признаешься в убийстве?
– Почему это? – удивился Сашка.
– Да потому что если бы это сделал Веретенников, работавший в забое до Полковника, то напарница последнего оказалась бы на смене одна и немедленно сообщила бы об этом Али-Бабаю.
– Ты прав, но я все равно не убивал, – посмотрел на меня Кучкин. Усталые его глаза выражали снисходительность. – Не мог я его убить. Вольдемар Владимирович отца моего знал... И вообще, если даже я убил, то к чему тебе убиваться? Полковник многое бы отдал, чтобы кишки тебе выпустить. Так что оставь меня в покое и наслаждайся жизнью...
Не зная, что и думать, я поднялся. В это время из второго штрека вернулись Али-Бабай с Баклажаном. Я подозвал подземного араба к себе и сказал ему, что подозреваю Кучкина в убийстве Полковника. Араб на это покачал головой и выдал:
– Нет, Кучкина не убивал никого. Я Мухтара своя жена спрашивала, он говорил, что Сашка не убивай, не мог убивай. Она его все время мой приказ смотрел.
– Так кто же убил Полковника? – озадачился я.
– Никто из нас его не убивай. Никто, – твердо ответил араб.
– Так значит, в штольне еще кто-то есть?
– Наверна, я шага иногда ночь слышал, шайтан, наверна, – ответил Али-Бабай и, не услышав очередного вопроса, предложил идти обедать.
Веретенников был огорчен убийством Полковника. Все его планы этим убийством расстраивались. Без ума, проницательности, опыта Полковника Баклажан становился простым бандитом, обреченным на
