– Бежать без денег... Куда? Месторождение золота с собой ведь не прихватишь. Тяжеловато будет.
Лейла обернула ко мне личико, обернула, дабы одарить гневным взглядом. Мы шли на скорости около 220 километров в час (дороги в Иране, весьма приличны) и гнев ее едва не вогнал нас в кювет.
– Не нужно нам золото... И французская одежда не нужна, – выцедила она, выровняв машину. – Будем жить в пещере, если хочешь – на берегу океана.
– Я бы смог жить с тобой в шалаше... – горько усмехнулся я. – А ты? Ты ведь видела себя... Ты – достояние человечества. Люди должны видеть тебя. Твоя красота особенная, она сделает добрее любующихся ею. И ты понимаешь это, по глазам видно...
– Незабудка в весенней пустыне счастлива сама по себе. Ей не нужны зрители. Она знает, что ее предназначение родиться и умереть в пустыне. Ее предназначение – просто быть. Быть, хотя бы затем, чтобы какой-нибудь доморощенный философ-гипербореец пришел к выводу, что прекрасное – это не то, что нравится людям, не то, что преимущественно достается богатым, а то, что существует, потому что мир прекрасен.
– Ну-ну, как ты научилась говорить... – усмехнулся я. – Так говорят только тогда, когда хотят убедить себя. А ты знаешь, милая пустынная незабудка, что к сорока годам ты превратишься в форменную старуху? Этот климат, эта ваша однообразная еда без витаминов очень скоро превратят тебя в беззубую, сморщившуюся старуху.
– Пусть! А если я буду стремиться к обладанию всеми существующими благами, только из-за того, что они у кого-то есть, если я буду постоянно думать, что у меня что-то есть из вещей, а чего-то нет, то моя душа превратится в беззубую сморщившуюся старуху.
Выпалила и вдруг рассмеялась:
– А кого ты предпочтешь? Меня, старую и беззубую с моей душой, или меня молодую со старой, сморщившейся душой?
– Конечно, тебя! – засмеялся я и чмокнул Лейлу в щечку. Раз, затем другой, а потом, распалившись, впился в губы, да так страстно, что машина, повиляв по шоссе, вылетела в пустыню.
Спустя вечность мы очнулись под равнодушным звездным небом. Со всех сторон нас окружали черные безжизненные горы, под нами холодела каменистая бесплодная земля, умеющая исторгнуть из себя лишь колючий безлистый кустарник; она была покрыта одеялом, которое мы всегда возили с собой.
Мы были наги и счастливы.
– У тебя на родине такое же небо? – спросила Лейла, прижавшись ко мне теснее.
– Да, – ответил я, переведя свой взор на Большую Медведицу. – Почти такое же...
– Почему «почти»?
– Понимаешь, звезды связаны с людьми, которые под ними живут. И, глядя на них, можно почувствовать...
– Почувствовать, есть ли рядом любимый человек?
– Да...
– И там, под своими холодными северными звездами, ты чувствовал себя одиноким?
– Я чувствовал, что рядом живут мои любимые сын и дочь, чувствовал, что я им нужен и чувствовал, что тебя нет... Нет на несколько тысяч километров вокруг...
– А сейчас ты чувствуешь, что я у тебя есть и чувствуешь, что детей твоих нет...
– Я чувствую, что наше небо стало шире, я чувствую, как оно замкнулось вокруг нас... Я чувствую, что у меня есть сын и дочь, я чувствую, что они меня любят, и я чувствую, что скоро их будет больше...
Лейла обняла меня. Ее тепло проникло в самое сердце.
– Так мы уедем к океану? – спросила она, прикоснувшись носиком к моему. – До него на нашей машине двенадцать часов езды... Ты будешь ловить рыбу, и смотреть на корабли. А я буду растить наших детей, и стараться к сорока годам не состариться... Будешь ездить в Чохорбахорский порт за фруктами и витаминами, чтобы у меня не выпали зубы.
– Ахмад-шах не оставит нас в покое...
– Оставит, никуда не денется... Он белудж...
– Ну и что?
– Как только губернатор-иранец узнает о золоте, у Ахмад-шаха появятся проблемы. Кстати, Гюль мне передала документы. Теперь ты можешь жить в Иране на законных основаниях...
– Замечательно! Натурализовался, значит.
– И еще перед уходом она шепнула мне, чтобы мы с тобой поскорее уезжали. И дала немного денег... Чувствовала свою вину.
– А золото?
– Тебе оно нужно? – ясным солнышком улыбнулась Лейла. – Ты разве не чувствуешь, что рядом с тобой лежит пятьдесят килограммов самого чистого в мире золота? И самого легкого?
– Конечно, чувствую, – засмеялся я и вплотную занялся губами своей возлюбленной.
– Поздно уже, – вырвалась она минуты через две. – И не забывай, что я беременна. И что послезавтра мы едем к океану и перед дорогой нам надо хорошенько отдохнуть.
Начало следующего дня у нас ушло на сборы, точнее на прощание с матерью Лейлы. А к обеду приехал вождь и попросил показать ему участок, который я считаю перспективным на золото.
