– Нет, эти – наши, только уже не из департамента безопасности. Так мне кажется.
– А им можно пожаловаться на Антона?
– Пожаловаться можно, но я вам не советую. Не путайтесь вы в эти игры. У вас же совсем другие козыри. Ваше дело писать. Изучать жизнь и писать. И не бойтесь выходить на улицу. Никто вам ничего не сделает. Если, конечно, мешать не будете.
– К чему вы меня призываете, Голем?
– Я вас ни к чему не призываю. Просто советую заниматься своим делом. Я это всем советую.
– И шизоидам?
– Шизоидам в особенности. Кстати, о шизоидах. Селена говорила с вами о заказной работе?
– Как, вы тоже в курсе? – удивился Виктор.
– А я всегда в курсе, – солидно заявил Голем. – Так вот, писать вам ничего не надо будет. Только выступить по телевидению.
– И что же я должен буду говорить?
– Да что хотите, – улыбнулся Голем. – Нет, правда, я не шучу. Главное, чтобы вы говорили о нашем городе, о наших проблемах, о бедуинах, если угодно. Ну, приблизительный текст вам, конечно, подготовят.
– Кто подготовит? – быстро спросил Виктор.
– А вот когда подготовят, тогда и узнаете кто.
– Послушайте, Голем, с вами очень трудно разговаривать…
– Зато интересно.
– Постойте, я не закончил мысль. С вами очень трудно разговаривать без соответствующей дозы хорошего джина.
– А вот это как раз поправимо. Виктуар, вы нальете?
Они выпили еще по стакану, и возникла пауза, вполне нормальная для двух немолодых людей, уставших до отупения к концу невыносимо жаркого и невероятно бурного дня. В окно было видно, как над холмами садится солнце, воспаленное, злое, почти вишневое в пыльном мятном воздухе. Прохладнее станет только еще часа через два, но дышать будет все равно нечем. К этому уже привыкли.
– А вот скажите, Голем, это правда, что бедуины совсем не пьют?
– Спиртного? Безусловно. Им религия запрещает.
– Да нет же. Они
Голем посмотрел на него сочувственно.
– Виктор, у вас в школе был такой предмет – анатомия и физиология человека? Ну так что же вы задаете глупые вопросы?
– Не знаю, так говорят. В этом городе скоро смогут выжить лишь те, кому совсем не надо будет пить. Воду здесь включают все реже и реже. Естественные водоемы все пересохли, а напитки, сами знаете, дорожают чудовищно с каждым днем. На огородах давно ничего не растет, яблони все пересохли, собаки дохнут одна за другой, коты эти бедуинские, то бишь сиамские, расплодились. Это же не может продолжаться вечно. Очевидно, мы все уйдем отсюда, а останутся лишь те, кому не нужна вода.
– Возможно, – неожиданно согласился Голем, – только вы ошибаетесь относительно бедуинов. Это не они останутся.
– А кто же? – удивился Виктор.
– Другие люди, – неопределенно сказал Голем и одним глотком допил содержимое своего стакана.
– Дети? – быстро спросил Виктор.
– Да, – согласился Голем. – Только они не дети. Они очень похожи на детей, они кажутся нам детьми, но они не дети.
– Пожалуй, – проговорил Виктор, наливая себе неразбавленного джину, – однако по возрасту…
– Возраст – понятие относительное, – возразил Голем. – Взросление, созревание, старение может протекать в самые различные сроки. Природа предусмотрела здесь очень широкий диапазон. А само понятие «дети» скорее социальное. Любой старик может считаться ребенком, если признает себя сыном своих родителей. Наши – не признают. Как бабочка не считает гусеницу своей матерью. Гусеницу, по странной и нелепой случайности оставшуюся жить после рождения летающей красавицы.
– А как же они собираются жить дальше? – поинтересовался Виктор. – Ведь они же, по определению, должны нарожать новых гусениц. Или сами должны стать гусеницами? Честно говоря, плохо помню, что там происходит у насекомых, но у людей-то по этой части, кажется, ничего не изменилось. Или я не прав, Голем? Ответьте мне как врач.
– Отвечаю вам как врач: рожать они намерены бабочек, и только бабочек. А умирать намерены молодыми.
– Постойте, Голем, но это же кошмар, – сказал Виктор, не ощущая, впрочем, страха. Ему вдруг странным образом сделалось весело от того, что он начинает понимать происходящее. Выпитое за день не лишило его способности рассуждать логически, а только помогало не впадать в отчаяние. Уродливая, искаженная картина 'нового прекрасного мира' не представала теперь перед ним в одном лишь черном свете.
– Кошмар, – спокойно повторил Голем. – С нашей с вами точки зрения.
Виктор выпил еще и сказал:
