— Д-да. — Она прерывисто вздохнула. — Прости, что я вела себя как девчонка. Мне нравятся и божьи коровки, и бабочки, даже пчелы — на расстоянии, змей и мышей я вообще не боюсь, но вот невидимых врагов не переношу.
После истерики ей было весьма неловко. Увидев же выражение его лица, она ощутила неловкость иного рода.
— Ну, все прошло. Забудь. Мы все чего-то не переносим. Я, например, не переношу тесных, замкнутых пространств.
— У тебя клаустрофобия?
— Не то чтобы… просто мне по душе открытые, широкие просторы. Поэтому я и стараюсь бывать здесь как можно чаще.
Беседа немного успокоила Ром. Она и не думала, что у Кэмерона есть слабости, и тем более не предполагала, что он в них признается. Сочувствие отразилось в ее глазах и вылилось в добрую улыбку нежных губ. Она засмотрелась на его лицо, освещенное торшером, горделивый профиль, выразительные тени под выдающимися скулами.
— Итак, вернемся к делу о твоем нарушении уговора. Ты ничего не объяснишь? Нет? Может, просто извинишься?
Улыбка исчезла, Ром поморщилась и отвела глаза.
— Прости, если я подвела тебя с окулистом, но… Кэмерон, у меня все в порядке. Во всяком случае, я могу справиться сама.
— Да? — скептический тон словно оцарапал ее, как ногти грифельную доску.
От защиты Ром быстро перешла в наступление:
— А ты консультировался у врача по поводу своей боязни замкнутых пространств? Ведь нет? — торжествующе возразила она.
— Она существенно отличается от твоей болезни, Ром.
Она опять вскочила. Весь день на нервах. Подумать только — Реджи, внушавший ей всю жизнь, что Уоллингфорды презренны, вдруг снова породнился с ними! А тут еще этот чертов клещ подлил масла в огонь. Ром не могла долее сдерживаться.
— Послушай, я уже тебе говорила и повторяю снова: у меня все нормально, а с недомоганиями я прекрасно справляюсь сама. А ты воображаешь, что уже стал моим рыцарем, раз снял с меня клеща? Дудки, отстань. — Ромэни залилась краской, ей стало жарко, к вспотевшей спине прилипла шелковая блузка. Но это не помешало ей с радостью отметить, что Кэмерон тоже отнюдь не в благостном расположении духа. Его дьявольские глаза заблестели мрачным огнем, будто он хотел схватить ее за горло и придушить. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. — А теперь, если позволишь, — сказала она ровно и отчетливо, — я пойду поработаю еще пару часиков, а то изменится освещение. — С высоко поднятой головой она вышла, остро чувствуя провожавший ее взгляд, и хлопнула дверью. И тотчас стала сожалеть о своем взрыве. Но хоть голова прошла, и то слава Богу, вот только трудиться лень. А надо. Чем раньше она закончит работу и переедет отсюда, тем лучше. Ее беспокоило дурное предчувствие; оно вовсе не касалось намерения Кэмерона уложить ее в постель. Между ними росло напряжение, и вместе с ним — а точнее, усугубляя его — росло тягостное ощущение, будто бы скоро она узнает о Ромэни Кэрис больше, чем ей того хочется.
Торжественный обед с новобрачными прошел на удивление хорошо, особенно благодаря Кэмерону и Майе. Реджи был весь обаяние и восторг, а Мэдлин прекрасно исполнила роль хозяйки. Ром же она предоставила полную свободу веселиться, и это у нее, как ни странно, получилось.
Женщины постарше обсуждали общих знакомых: Мэдлин — с невиданным прежде оживлением, Майя — со сдержанным достоинством. Покончив с обедом, Реджи принялся осматривать все картины Синклеров. Ром устроилась в широком кресле с чашечкой кофе. Кэмерон подошел к ней и присел на подлокотник.
— Твой отец — интересный человек. Несколько эксцентричный, но, мне думается, Майя подберет к нему ключ.
— Я тоже надеюсь. Она уже до неузнаваемости изменила его. Никогда не видела его таким милым и покладистым. Он даже двигается иначе, раньше он не ходил, а шагал. — Ром отпила кофе и откровенно залюбовалась профилем Кэмерона: в чертах нижней губы застыли одновременно твердость и чувствительность. Ее мысли потекли было по знакомому руслу, но она не дала себе расслабиться. Оглядев просторную гостиную, она спросила:
— А где же он?
Кэмерон пожал плечами:
— Реджи? Вроде бы собирался посмотреть, как ты работаешь.
— Мог бы спросить разрешения. Он однажды довел одного художника до полусмерти, и все из-за того, что ему вздумалось посмотреть неоконченную картину. Пойду-ка поищу его.
Больше всего Ром беспокоилась о том, чтобы никто не заглядывал без спроса в ее студию и не трогал инструменты. А Реджи (она прекрасно знала) считал свои территориальные права неограниченными. Не успела она дойти до двери, как увидела отца. Он вошел, держа в руках по портрету. У Ром все замерло от гнева и беспомощности, когда она увидела незавершенный портрет Кэмерона. Как она могла забыть! Эту картину давно пора было закрасить! Почему, почему она этого не сделала?
— Реджи, не смей! Ты не имеешь никакого права…
— Рамни, доченька моя, это чертовски здорово! Ей-Богу, ты пишешь почти как я. Этого бы я не сказал ни об одном теперешнем художнике. Портрет мальчика — выдающееся, глубокое произведение, замечательное качество света! Тебе блестяще удается размытый фон, просто новое слово в неоимпрессионизме. Превосходно! Кое-чему я тебя научил. — Он водрузил на стол портрет Томаса и обернулся ко второй работе. — Но вот это — настоящий полет. Милая, ты превзошла саму себя!
— О Реджи, прошу тебя, — взмолилась Ром. На миг ей захотелось выбежать из комнаты, но она вовремя взяла себя в руки. Вся сжавшись, Ром отчаянно взывала к своему мужеству. Жаль, что у нее нет набросков Фостера или Норы… или даже Мэдлин, тогда можно было бы сказать, что у нее такая привычка — зарисовывать всех, с кем она встречается.
— Ромэни, пожалуйста, разреши нам посмотреть! — тихонько воскликнула Майя. Ром молча отошла к балкону и отвернулась. Остальные обступили портреты, стоящие на столе. Одним из них Ром по праву гордилась, а второй — портрет Кэмерона — каждым штрихом выдавал все ее сложные чувства.
Глава 8
Ром вышла на балкон. Из комнаты то доносились громкие восклицания, то все стихало. Запрокинув голову, она подставила лицо прохладному ночному воздуху. Как же найти убедительное объяснение тому, что она без разрешения написала портрет Кэмерона, ничего ему не сказав? Ей до сей поры было невдомек, как сама она раскрылась в этом портрете. Ее замешательство росло, и вместе с ним росла злость на Кэмерона, на бедняжку Мэдлин, абсолютно не заслуживавшую этого, и больше всего на Реджи. Уж он-то должен был спросить ее! Ярость и отчаяние бушевали в ее сердце. И тут отворилась дверь. Думая, что это Реджи, Ром прошипела, вцепившись в перила, чтобы не заплакать:
— Папа, папа, ну как ты мог!
Она обернулась, готовая выслушать его шумное восхищение и извинения, но увидела стройный силуэт Кэмерона на фоне тепло отсвечивающей комнаты.
— Ром, твои собираются. Пойдем попрощаемся с ними.
Она с глубоким вздохом отвернулась, стараясь успокоиться. Ну, слава Богу, он хоть сейчас открыто не смеется над ней. Конечно, потом он возьмет свое, и это будет пытка. Даже теперь чувствуется его несносное любопытство, а она стоит перед ним как обнаженная. Не успела она ответить, как в дверь проскользнула Майя.
— Ромэни, портрет мальчика совершенно замечателен. Мэдлин говорит, что вы уже заканчиваете второй. Вы всех будете писать на одном фоне?
С благодарностью повернувшись к хрупкой женщине, Ром ухватилась за эту спасительную тему и стала описывать задний план для портрета Майка, потом рассказывать о своих планах насчет портрета Адама, объясняя выбор каждого фона. Кэмерон молча стоял рядом с ней в ожидании, и это не давало ей сосредоточиться на своем любимом предмете. Ром обдумывала, как бы незаметно прошмыгнуть к себе, но тут из комнаты позвал Реджи. Кэмерон взял ее за руку, и она покорно последовала за ним. Реджи что-то эмоционально говорил Мэдлин, та слушала его затаив дыхание. Ром стало немного легче, ее раздражение
