— Очень большое, огромное… В последние месяцы он просто витал в облаках. А это возможно только при кристальной чистоте помыслов.
— Ты знаешь, где я работаю?
— Да.
— Пожалуйста, общайся со мной.
Вскоре молла окончил свой ритуал, и женщины стали рассаживаться по машинам.
Домой ОНА возвращалась подавленная. Если до сегодняшнего дня не хотелось верить в кончину дорогого человека, подсознательно пряча в тайниках души искорку надежды на чудовищную ошибку, то теперь, после только что увиденного бугорка земли, ОНА примирилась окончательно с мыслью о безвозвратной потере. Бессмысленно глядя перед собой и ничего не видя, ОНА медленно брела по своей улице, не обращая внимания на шумных продавцов и привычную суету, на людей вокруг, на прохожих. Кто- то, вероятно из соседей, поздоровался с НЕЮ, но женщина не слышала. ОНА шла. Шла по безмолвствующему миру грез, невольно припоминая отдельные эпизоды их коротких встреч. ОНА видела перед собой его лицо, потом его портрет в квартире, потом его могилу. ЕЙ подчас не верилось, что человек, любивший ЕЕ всем сердцем, говоривший ЕЙ вполголоса нежнейшие слова, замолчал навсегда. ОНА вдруг неожиданно ощутила всю остроту одиночества, презрение к окружающему миру, в котором внезапно не стало его. Я его убила, с горечью подумала ОНА, я его свела в могилу. Прося меня о свидании, он прямо заявлял, что не преследует никаких целей.
Понимая ЕЕ нравственную чистоту, обрамленную железными тисками замужества, он регулярно повторял об этом. Сначала ОНА, естественно, не верила. Затем, с течением времени, убедилась сама. Ни один мужчина не любил ЕЕ так страстно, так сильно, так самоотверженно. Еще тогда, при его жизни, ОНА не раз задавала себе вопрос — как можно любить человека и не желать его физически? Может, он болен? Или бессилен как мужчина? Понаблюдав впоследствии, отгоняла от себя мрачные мысли.
Какая же я глупая, вздохнула ОНА, неужели нельзя было изредка видеться? Да, но нас могли бы увидеть вместе. Он женат, я замужем. Пошли бы кривотолки. Но если сегодня поставить на весы возможные в будущем сплетни и его смерть, то, без всякого сомнения, я согласилась бы на сплетни. Пусть лучше сплетни, зато он остался бы жив.
ОНА остановилась перед витриной супермаркета, что-то напряженно раздумывая. Нужна реабилитация. Но какая? Разглядывая товары за стеклянной стенкой, ОНА наконец усмехнулась. Решение было найдено. Да, так я и сделаю, заключила ОНА, и, круто повернувшись, заспешила к дому.
На следующий день, предупредив сотрудников об отлучке, ОНА наняла такси и поехала на кладбище.
Проезжая по знакомым улицам, по которым ездила с ним каких-то полтора месяца назад, ОНА вспоминала отдельные эпизоды последней встречи.
«Вот здесь, на этом повороте, он глянул на меня и смотрел почти неотрывно. Думала, сейчас врежемся во что-нибудь. А он смотрел, смотрел ласково, восхищенно. Еле удерживалась, чтобы не рассмеяться. Надо же… А я… я парила где-то там, в космическом пространстве. Все-таки он был особенным. Ах, зачем я не приняла тогда часы… Ведь смогла бы объяснить домашним, что подарок клиента, которого я фактически поставила на ноги. Ведь он не был нахалом. Ведь я уже тогда знала, он не такой, как все. Надо было взять часы, надо было их носить. Причем, носить демонстративно, особенно перед ним, чтобы он получал удовольствие. Я очень глупо лишила его маленькой радости. Что я наделала… Ну, почему я так поступила… Моя нерешительность когда-нибудь доконает. И не поздравила его с днем рождения. А ведь знала — поздравить желательно. По телефону, чтобы он не видел выражения моего лица. А увидел бы, так сразу понял, что значит для меня. Я допустила три ошибки. Первая — отказ от часов. Вторая — наябедничала жене его друга. Третья — не поздравила с днем рождения. А ведь он мне нравился. Сильно нравился. Возможно поэтому я так и поступила… Чтобы не зашло далеко…»
У ворот кладбища ОНА попросила остановиться. Купила цветы, затем нашла хмурого служителя вечного покоя, усадила его в машину.
Его могила находилась почти в самом конце Волчьих ворот, и путь пешком предстоял неблизкий.
— Остановитесь, — властно скомандовала ОНА, увидев вчерашние гвоздики. — Где-нибудь здесь, в радиусе трех-пяти метров, не больше. — ОНА вылезла из машины.
«Хотя бы на расстоянии одного взгляда. А то я привык любоваться тобой издали», — вспомнила женщина.
Хозяин территории озадаченно ходил вокруг до около близлежащих могил.
— Можно вот здесь. Устраивает?
Наискосок от него, метрах в шести.
— Да, я согласна.
Он поднял на НЕЕ тяжелый взгляд.
— Двести долларов за место. Это по-божески.
Она молча открыла сумочку и протянула две зеленые купюры. Тот вежливо принял, затем достал блокнот.
— Имя, фамилия, отчество, год рождения?
ОНА ответила.
— Так, — удовлетворенно закивал тот, — так. Теперь памятник. Какой бы вы хотели?
— Попроще, — уточнила женщина. — Попроще.
— Самый простой — двести пятьдесят. Но для вас, так и быть, двести.
— Давайте. И, быстрее, пожалуйста. Я должна на работу.
— Небольшой аванс.
ОНА вытащила ещё сотню.
— Хватит?
— Вполне.
— Когда будет готов памятник?
— Дней через десять.
— Через неделю.
— Сделаем. Вашим потомкам останется дописать лишь дату смерти. Но я вам от души желаю прожить ещё хотя бы столько же.
— Спасибо. Ну, поехали?
— Да, да.
Такси тронулось с места.
Мужчина, севший впереди рядом с водителем, обернулся к НЕЙ.
— Кто-то из ваших близких должен запомнить это место.
ОНА согласно закивала.
— Я уже думала об этом. Дети будут знать. «А заодно и проинформируют отца о том, что я и о памятнике своем позаботилась сама».
У своего офиса служитель вышел, любезно осклабился, попрощался.
Такси выехало за ворота и стало подниматься вверх, к городу.
— Остановите, пожалуйста, — попросила ОНА.
— Здесь? — удивленно обернулся шофер.
— Да, здесь. Остановите.
Машина стала.
— Я могу посидеть одна несколько минут? — спросила ОНА обалдевшего водителя. — Вот ваши деньги. Но вы меня отвезете обратно. Просто, — ОНА сделала неопределенный жест, — воспоминания…
— Понимаю, понимаю. — Шофер вылез, бережно пересчитал двойную плату. Я погуляю, а вы потом позовете.
Каждый прожитый день приближает человека к собственной смерти. Этот незамысловатый математический отсчет, увы, невозможно замедлить, остановить, а уж тем более предотвратить. Всему свой срок — рождению, жизни, кончине. Так было, так есть, так будет. Выходит, человек рождается, чтобы помучаться неурядицами на грешной земле. Тогда для чего нужна жизнь? Интересно, как бы поступали
