чтобы до вечера не возвращались... Судья не разрешил отпустить под залог... Дал полиции три дня...
Мейер быстро пробежал пальцами по клавиатуре, потянулся и, обернувшись к Карпухину, вежливо, но твердо, произнес фразу, на которую Юля сразу же ответила - коротко, но, видимо, исчерпывающе.
- Он спрашивает, - объяснила Юля, - как давно вы знаете Мишу, и имеете ли информацию, способную помочь... Я сказала, что вы ничего не знаете, и это ведь так на самом деле?
Карпухину хотелось сказать, что Юле не следовало бы отвечать за него, он и сам может...
- Да, - сказал он. - Ничем, к сожалению. Ему удалось что-нибудь выяснить?
- Нет, - покачала она головой.
Это было не так. Карпухин чувствовал по ее не очень уверенному голосу, что детектив сообщил ей какую-то информацию, но она не считала нужным делиться ею с кем бы то ни было, особенно с этим человеком, который неизвестно откуда взялся и неизвестно чего хотел.
- Юля, - мягко сказал Карпухин, - думаю, если бы вы спросили Михаила Яновича...
- Потом, - сказала она. - Поговорим, когда он уйдет.
Мейер действительно скоро ушел, задав еще несколько вопросов и вежливо попрощавшись с Карпухиным - пожатие оказалось таким крепким, что Карпухин еще минуту потом потирал занемевшую правую руку.
- Будете чай? - спросила Юля и, не дожидаясь ответа, вышла в кухню. Карпухин осмотрелся. Он уже был здесь утром, за прошедшее время ничего не изменилось, и лэптопа Гинзбурга, конечно, не было видно, хорошо, если бы Юля позволила осмотреть его кабинет, но она настроена явно не...
- Пожалуйста, - сказала Юля, внеся на подносе две чашки чая и блюдо с нарезанным яблочным рулетом. - Извините, что я с вами так резко... Я плохо понимаю, на каком я свете...
- Да, - пробормотал Карпухин. - Он, этот сыщик... действительно ничего не нашел?
- У него пока было мало времени... Но кое-что... Оказывается, Миша знал этого... электрика. С этим ничего не поделаешь, и это будет у обвинения одной из главных... ну, вы понимаете... Он приходил в школу несколько раз, Миша его пропускал, а потом, когда тот уходил, они довольно долго о чем-то разговаривали у школьных ворот. Одни говорят - мирно. Другие - что возбужденно, спорили о чем-то. Обвинение будет за это держаться.
- Да, - сказал Карпухин. - Это плохо. Может, они встречались и в другое время, и в другом месте?
- Это Ноам будет еще выяснять, но ему кажется, что таких встреч не было.
- Кажется? - с недоверием спросил Карпухин. Слово это в устах сыщика было совершенно неуместно. Либо у него есть информация, либо нет. Что значит - 'кажется'?
- Он очень ответственный человек, - сказала Юля, сев за стол напротив Карпухина и глядя на него со странным выражением то ли недоверия, то ли желания понять, что перед ней за человек, какое отношение он имеет к ее свекру, и насколько ему вообще можно доверять. - Очень ответственный, - повторила она, и, приняв какое-то решение, продолжила: - Двое учеников сказали ему, что видели, как Миша и этот... сидели в кафе на углу Игаль Алон и Хаганы, это в двух кварталах от школы. Неизвестно, сказали ли они полицейским то же самое, они говорят, что нет, их не спрашивали. Но...
- Понимаю, - огорченно произнес Карпухин. Он не ощущал вкуса чая, пил что-то и что-то ел, думая совсем о другом. - Вы думаете, Юля, между ними действительно могло возникнуть... недоразумение?
- Вы не знаете Мишу, - устало сказала Юля. - Вы его совсем не знаете, иначе не говорили бы так. Он... Ну, во-первых, он плохо знает иврит, как он стал бы говорить с этим... - Карпухин отметил, что за все время разговора Юля так ни разу и не произнесла имени убитого. - Во-вторых, что между ними общего? О чем им разговаривать? И еще. Миша ни разу не говорил дома, что был в кафе... с кем бы то ни было. Он домосед, понимаете? Работа... Миша ее не любил, но нужно же было как-то зарабатывать, а для мужчины предпенсионного возраста, да еще без профессии...
- Без профессии, - повторил Карпухин.
- Конечно! - воскликнула Юля. - Кому здесь нужна его профессия?
- Извините, Юля, - сказал Карпухин, - но ваш свекор был в России одним из лучших специалистов по ракетным двигателям. Он работал в НПО 'Энергия', а туда брали самых-самых.
- Послушайте, я же не отрицаю, что Миша гений! Но в Израиле нужны не гении, гениев тут своих хватает. Ну кто бы его взял в 'Рафаэл' или 'Таасия авирит', это смешно, там проверки аж до пятого колена, русских туда не берут, Миша бился-бился, его и слушать не стали, и это не дискриминация, как пишут русские газеты, это нормальная работа органов безопасности. Скажите, кто бы взял в ту же 'Энергию' приехавшего из Штатов на ПМЖ гения, если бы о нем было известно, что он там работал на ЦРУ или имел с ЦРУ какие-то контакты перед отъездом?
- Вы хотите сказать... - начал Карпухин.
- Конечно! Когда мы уезжали, Мишу раза четыре вызывали на Лубянку, о чем-то с ним беседовали, он никогда не рассказывал... А здесь в аэропорту, когда мы только прилетели, всех мужчин... почему-то только мужчин, женщин не трогали... вызывали в какой-то кабинет и спрашивали, не имели ли они в России контактов с ФСБ, ГРУ и кем-то там еще, не знаю.
- И Михаил Янович сказал...
- Он же такой! Или молчит, как партизан, или говорит чистую правду и ничего, кроме правды. А сказать 'нет', если на самом деле 'да', он просто физически не в состоянии. Его спросили, и он сказал, что на такие вопросы отвечать не будет. Как вы думаете, после этого его могли взять на работу туда, где делают ракеты?
- М-да... - Карпухин передернул плечами. Получалось, что Гинзбург сам перекрыл себе все ходы-выходы, и в том, что ему так и не довелось увидеть вблизи старт израильской ракеты, мог винить только себя?
- Но ведь Миша... Михаил Янович не мог жить без... И он наверняка, если не в этом, как его... 'Рафаэле'... так дома работал над своими идеями, верно?
- А что? - с вызовом сказала Юля. - Может, и работал.
- Послушайте, - примирительно произнес Карпухин. - Я не из ГРУ, не из ФСБ, я здесь не для того, чтобы... ну, я понимаю, о чем вы подумали.
Он достал из кармана помятый листок и положил на стол.
- Это, - сказал он, - передал мне сегодня Михаил Янович. Он не мог сделать это прямо, передал адвокату, но здесь стоит моя фамилия, видите? И Беринсон отдал листок мне.
Юля взяла бумагу в руки, приблизила к глазам ('Неужели она так близорука? - подумал Карпухин. - Никогда не сказал бы'), прочитала столбики чисел, покачала головой, положила листок на стол и сказала:
- Думаете, шифр? Чепуха, Миша терпеть не может всякую конспирацию.
- Тем более, - кивнул Карпухин. - Я тоже думаю, что это не шифр. В голову приходит только одно: на его компьютере могут быть или директории с такими названиями, или...
- Иными словами, - оборвала его Юля, - вы хотите, чтобы я вам показала Мишин лэптоп и позволила там копаться, потому что Миша...
- Если бы это не было чрезвычайно важно, Михаил Янович не стал бы...
- А может, эти числа не имеют к Мишиному компьютеру никакого отношения?
- Не знаю, - терпеливо сказал Карпухин. - Как по-вашему, к чему это может относиться, если не к компьютерным данным?
Юля долго молчала, передвигала чашку с места на места, смотрела куда-то в сторону, Карпухин никак не мог поймать ее взгляд.
- Пойдемте, - сказала она, наконец. - Только быстрее. Маша может вернуться в любую минуту, и если она увидит, что мы... Для нее все, что делает Миша по его работе, - табу, так повелось еще с тех времен...
Карпухин встал и пошел следом за Юлей в одну из спален, дальнюю от гостиной, у Розы тоже были такие спальни, будто клетушки, в которые, кроме двуспальной кровати и шкафа, с трудом можно было запихнуть пару стульев или тумбочку. В комнате Гинзбурга, однако, места было побольше, потому что кровать оказалась односпальной, узкой, а шкаф - маленьким, на одного человека. 'Странно, - подумал Карпухин, - они что, спят с женой в разных комнатах?' Правда, он тут же заметил, что кровать лишь выглядит односпальной, из-под нее можно было выдвинуть вторую такую же, Карпухин видел такие диваны, а кровать - впервые. Экономия места, да...
