бревна, тут вдруг проводник сворачивает с тропы, и строго-настрого предупреждает не заходить на нее…
В воздухе раздавался звон ударов молота о наковальню и, обернувшись, Илуге увидел на лице угрюмого горбуна улыбку.
Зажмурив глаза и жадно раздувая ноздри, Ягут счастливо вздохнул:
– Шахтовый уголь жгут. Уже руду отшлаковали, сейчас будут добавлять примеси.
Какие примеси, не сказал. Кхонгские роды свято хранили секрет своих покрытых странным травленым рисунком мечей, которые гнулись, но не ломались, сохраняя прежнюю остроту, и одинаково легко разрезали кость, кожу, – и лепестки цветка, оброненного на острие.
Их уже явно ждали, потому что никто в поселке не пришел в движение, не засуетился, продолжая свои обычные дела. Возле кузниц, – их было видно по черному маслянистому дыму, поднимавшемуся над крышами из дранки, – было особенно многолюдно, толклись мальчишки, как они толкутся у джунгаров возле объездчиков лошадей.
Тули с десятком воинов выехал им навстречу – приятный знак уважения. Тепло поприветствовал, проводил в гостевые дома. Илуге это было в диковинку – увидеть большие, сложенные из бревен домовины, в которых одновременно можно разместить не меньше пятидесяти человек. Однако для кхонгов это неудивительно, им часто приходится принимать торговцев, которые не ждут Пупа, – обычного места торгов, – а едут прямиком в надежде выбрать лучшее оружие по лучшей цене
Кхонгские женщины, – невысокие, со множеством мелких косичек, на концах которых болтались разноцветные бусины, уже расставляли на столах угощение с дороги. Обстановка домов тоже была непривычная: широкие лавки, высокие столы вместо низеньких столиков и подушек. Проследив за его взглядом, Тули усмехнулся, похлопал по плечу:
– Что, не доводилось бывать у кхонгов, угэрчи? Нам-то ведь нет нужны кочевать, грузить весь скарб на скотину, а потому мы можем делать вещи вот такими, – он хлопнул по широкому столу тяжелой ладонью, – основательными. Долгие годы прослужит такой стол. За ним, как говорят, еще мой дед сиживал.
Илуге украдкой погладил потемневшее от времени, гладко выструганное дерево. Ему, признаться, тоже бы хотелось иметь длинный и славный род. Иметь воспоминания о предках-воинах. О деде. Рассказы матери до сих пор звучали не как история рода, – как страшная и диковинная сказка. А еще она ни разу не заговорила о его отце.
Тули пригласил их двоих, – его и Ягута, – почтить вождя. Убедившись, что прибывших встречают достойно, Илуге привязал Аргола рядом с небольшим стожком сена, – тоже удивительно, в степи лошадей просто пускали пастись, – и широким шагом двинулся вслед за Тули.
Мэргэн, вождь кхонгов, был уже стар. Илуге встречался с ним, когда было назначено Тэнгэрин Утха, и теперь почтительно склонил перед вождем голову. Надо сказать, в юрту ему всегда приходилось входить, согнувшись чуть не вдвое, а здесь он не без удивления отметил, что в украшенную тяжелыми резными наличниками дверь может пройти прямо и человек выше него.
Мэргэн сидел в гладко оструганном кресле из серебристой лиственницы перед таким же высоким и широким столом. Позади вождя стояли пятеро его сыновей, – все очень высокие, густобровые, бледнолицые, с простыми ремешками, стягивающими вьющиеся волосы вокруг лба.
– Да будет милостиво к тебе Вечно Синее Небо, вождь, – ему, как гостю, приличествовало начать первым.
– И к тебе, угэрчи, – лицо Мэргэна прорезала скупая, словно трещина, улыбка, сделавшая вождя ужасно знакомым. В следующее мгновение Илуге обернулся на Ягута: как же он раньше не догадался!
Ягут шагнул вперед, преклонил колени, подставляя голову под благословение:
– Доброго здравия тебе, отец.
– И тебе, сын, – пальцы Мэргэна запутались в черных блестящих кольцах волос кузнеца, – Не жалеешь ли?
Это был какой-то давний разговор, который отец с сыном начали давным-давно.
– Нет, – твердо ответил Ягут, – у джунгаров мне хорошо, – Хан Темрик меня ценил, и хан Чиркен ценит тоже. Угэрчи Илуге вот… тоже задачки подкидывает. Интересные, – кузнец оскалился. Ему удалось выковать детали, двое превышающие размером те, что нужны были для постройки обычного хуа пао. Все их они привезли с собой. Ягут заверил, что деревянные детали срубят здесь, у кхонгов, незачем тащить их за собой.
– И ладно, – вождь снова улыбнулся, а потом Ягут пошел по могучим рукам своих родичей, и Илуге с восхищением и завистью отметил, что и горбуном он не смотрится увечным даже рядом со своими громадными братьями. Все сыновья Мэргэна были выше него самого. Старший из них был уже тоже сед, и рука у него была такая же твердая, черная и мозолистая, как у Ягута.
Появилась жена Мэргэна и две его дочери, хлопоча по хозяйству. Девушки явно с трудом сдерживались, чтобы не повиснуть на шее у Ягута, – наклонялись к нему, шептали что-то, толкали локтем, проходя. Наметанный глаз Илуге отметил, что живет вождь очень просто, – видно, не нужно ему обозначать свою власть показной роскошью. Правда, вся посуда на столе оказалась бронзовой или серебряной, удивительно тонкой работы.
За разговором Илуге понял, что вождь ладит и со своими сыновьями, и со своим военным вождем. Хорошо, когда племя управляется слаженно: это как сжатый кулак, который не сломать, точно пальцы, поодиночке.
Жена Мэргэна присела рядом с Ягутом, взяла его за руку и тихонько гладила, радуясь встрече. Она была маленькая, простая и домашняя, с сеткой густых морщин от постоянных забот и сурового климата этих мест. Но глаза у нее были большие и яркие, добрые глаза. Илуге сглотнул.
' Пожелай мне удачи, мама.'
– Что ж, слышал я о твоей затее, угэрчи, – наконец, после чинной трапезы и важных, неторопливых разговоров, которыми обычай велел предварять серьезные дела, произнес Мэргэн, – И, скажу я тебе, что удивлен твоей мудростью. Правильно понимаешь, что на куаньлинов надо нападать сейчас. Правильно рискнуть хочешь. И правильно вождей прижал, – он с усмешкой стрельнул глазами в Тули, явно сконфуженного, – А что до того, что тебе говорили – это правда. Есть в старых штольнях такой путь. Найти его будет непросто, но тут тебе все мы поможем. Все кхонги.
Илуге вздохнул с облегчением: он приготовился долго уговаривать неподатливого старика. Помощь кхонгов будет неоценимой, как и каждая крупица знаний, которой они поделятся с ним.
– Мне тоже понадобится твоя помощь, отец, – вдруг сказал Ягут, – Того, что я выковал, еще недостаточно. Три хуа пао, захваченные в бою, мы оставили по приказу угэрчи. И почти весь запас снарядов к ним, что удалось захватить. Надо бы разогреть горны, да приниматься за работу. А еще тот порошок. Состав-то я определил: в нем есть сера, селитра и уголь. А вот изготовить его – тут наши знатоки нужны. И материалы. Селитряные ямы здесь есть, знаю. Серу вот где добыть…
Мэргэн только посмотрел на сына. В этом взгляде была и гордость, и любовь, и что-то еще неуловимое.
Илуге почувствовал, что сердце у него заныло. И как Ягут оставил такую семью, где можно всегда найти поддержку, всегда почувствовать любовь близких людей?
Следом за дочерьми, накрывавшими раньше, в залу вошли еще две кхонгки, – судя по покрытым платками волосам замужних женщин, жены сыновей. Обе были красивы. Илуге вдруг заметил взгляд Ягута, метнувшийся к лицу одной, – жадный, горящий взгляд, сменившийся хорошей, настоящей улыбкой.
– Рад видеть вас. Рада. Алия.
Старшая из женщин сверкнула улыбкой:
– И тебе счастья, Ягут. Бросай своих джунгаров, приезжай обратно. Мы тут тебе невесту сыщем.
Вторая девушка, Алия, чуть покраснела.
– Не надо мне невесты, – отмахнулся Ягут, – А надо будет, я и у джунгаров найду. У них знаешь, какие есть красавицы!
В голосе его звучали одновременно гордость и насмешка.
' Задирает', – подумал Илуге. Рада, старшая, добродушно фыркнула:
– Да уж видали парочку!
Мать Мэргэна, явно более осведомленная, чуть подняла бровь и Рада мгновенно умолкла. Илуге в
