видела на его лице подобного оскала.
Она набрала в грудь воздуха, чтобы закричать, созывая домашних, но в этот момент рот господина Тоя захлопнулся, и глаза открылись.
Она не думала, что у него может быть такой, пробирающий холодом до костей, взгляд.
– Что ты здесь делаешь? – ровно спросил господин Той.
– Что с вами? Вам плохо? Я пришла по делу, и так испугалась за вас! – затараторила И-Лэнь, от облегчения забыв о том, как следует говорить Первой Фрейлине – мягко и напевно. Дядя, конечно, заметил это. Сейчас он одернет ее, как одергивал всегда, стоило ей лишь чуть отойти от безупречного поведения, соответствующего ее рангу.
– Иди спать. Со мной все в порядке, – ответил господин Той, – Я еще поработаю.
И-Лэнь замолчала и попятилась. В лице дяди было что-то очень странное и пугающее. Словно сквозь его черты проступало… что-то другое, неприятное и холодное. И жадное. Нередко мужчины смотрели на нее с жадностью, но никогда – с такой.
Уже выйдя за дверь, И-Лэнь вспомнила, что начисто забыла сказать дяде, зачем пришла. И только когда легла в постель, и несколько раз содрогнулась, вспоминая ужасное лицо господина Тоя, ей вдруг вспомнились сказанные сегодня слова маленького писаря:
' Они выпивают из человека душу и ходят в его обличье так, что никто не может распознать, что гуль уже среди нас…'
Глава 9. Три Дракона
– Так вот, значит, лезем мы на штурм, – рассказывал Эрулен в кольце воинов, собравшихся у костров, – Тут и решил наш герой…
Его взгляд метнулся к Баиру, смущенно отиравшему круглое сконфуженное лицо:
– …себя показать. Рванулся вперед меня к лестнице, карабкается. Уже совсем было добрался доверху. А в это время… (Эрулен сделал многозначительную паузу) из-за стены в него кто-то как кинет медным котлом! Здоровенный такой котел, тяжелый…
Вокруг засмеялись. Баир потряс головой, словно отгоняя навязчивое видение, – ему тогда, хоть и смешно об этом рассказывать, здорово досталось.
– И такой это был котел, – ухмыляясь во весь рот, продолжал Эрулен, – Что от удара штаны-то Баировы как есть лопнули прямо на заду!
Воины грохнули раскатистым хохотом. Баир, красный, как рак, бормотал что-то невнятное.
Эрулен снисходительно махнул рукой:
– А что, Баир, привез ли ты тот котел к порогу своей жены? В самом деле, хороший был котел!
Его шутка вызвала новый взрыв смеха.
Довольно улыбаясь в усы, Эрулен спас смущенного сотника:
– Да что говорить, молодец наш Баир! Хоть котлом по голове досталось, долез ведь он-таки доверху, и котлом этим самым ка-ак саданет куаньлина по башке! Тот так сразу замертво и упал!
На самом деле Баир, да и он сам следом за ним следом за котлом получили порцию кипящего масла, и лицо парню этот самый котел только и спас. Зато руки у него обожгло страшно, – вон, и до сих пор рубцы не побледнели.
От неожиданной выходки вождя парень сначала оторопел, а затем расплылся в улыбке. Завтра, поди, и сам поверит в то, что так оно и было.
Воины снова засмеялись, но теперь уже с оттенком одобрения, пара заскорузлых ладоней хлопнула Баира по плечу. Остальные ждали новых баек, благо знали, что у Эрулена их за пазухой – что блох у шелудивого пса.
Эрулен украдкой вздохнул. Он терпеть не мог ждать. Особенно в бездействии. Особенно не в добротной теплой юрте со своими веселыми женами, а в крошечной походной, на пронизывающем ветру открытой степи. Так что он понимал каждого воина в своем войске, чье нетерпение уже опасно граничило с недовольством.
Однако угэрчи особенно требовал четкого исполнения своего плана.
' Жди моего вестника на Пупе', – приказал он, – ' После того, как вестник появится, со всей скоростью иди к горным крепостям куаньлинов у Трех Сестер и нападай на все три, но на две – только для видимости. Три хуа пао, что я вам оставил, пошли только к одной крепости, о которой лазутчики скажут, что брать ее легче всего. Крепости стоят над каждым из трех ущелий и потому, чтобы провести свое войско на равнины Шамдо без потерь, тебе необходимо взять одну из них любой ценой. И помни – в любой, самой мощной крепости из камня есть ворота, которые очень трудно укрепить так, чтобы они устояли перед хуа пао. Потому людей в настоящий бой зазря не бросай, – только для прикрытия. Для моих же целей куаньлинов необходимо напугать, чтобы они запросили подмоги. Потому пусть каждый твой воин греется у трех костров каждую ночь. Так они решат, что вас несметные полчища.'
Хитер угэрчи, эх, хитер. И откуда только взялась такая хитрость? А с виду вроде и не скажешь: поглядеть, – так увалень увальнем, слова лишнего из себя не выдавит. А прирожденный вождь – он ведь должен в каждом деле первым быть: и шутку какую рассказать, и на охоте лучшего зверя добыть, и женщину заставить вздыхать ночами. Вот Эрулен – во всем этом преуспел, а не быть ему угэрчи.
Да и ладно, впрочем. И так неплохо. Чем, как говорится, выше взлетишь, тем больнее падать. Эрулен ухмыльнулся в усы.
Ночи уже стояли, как по весне – холодные, хрусткие, ясные. Днем кое-где пела капель, однако в любой момент Ен-Зима еще могла показать свои белые зубы, схватив землю трескучим морозом. Объединенное войско, – пятнадцать тысяч всадников, прибывшие на Пуп к концу месяца долоон, вот уже десять дней томились бездельем. Охотились, сплетничали у костров. Случилась пара драк, однако Эрулен распорядился арху не пить, а то бы в вынужденном безделье воины все свои старые распри повспоминали, и вести на куаньлинов стало бы некого. Впрочем, бои против общего противника заметно сплотили людей, и теперь вместо серьезных оскорблений люди больше бурчали сквозь зубы, даже если и были чем недовольны. Ожидание богатой, как в прошлом году, добычи, собрало даже больше воинов, чем в прошлый раз, а весть о том, что собирается сделать угэрчи, приукрашенная самыми немыслимыми небылицами, разошлась по лагерю, как вода в молоке. Эрулен и сам удивлялся тому, как на лицах простых воинов при упоминании об угэрчи Илуге расцветают мальчишеские восторженные улыбки, как они внимают рассказам о нем. Словно каждый раз ждут нового чуда.
Но на этот раз чуда может и не получиться, несмотря на всю его сказочную удачливость. Шутка ли – пройти насквозь под хребтом Крох-Ог! Небывалое дело, неслыханное! Как только додуматься до этого надо было? Эх, ну и хорош же план, ежели удастся! Даже если не будет победы – все равно о них сложат легенды. Обо всех, в том числе и об Эрулене, славном косхском вожде. Эрулен довольно ухмыльнулся, затем взял хоммуз: певцом он был отличным, и отличным рассказчиком. Каждый вечер в его юрту теперь набивались люди, а некоторые и снаружи рассаживались кругом, чтобы послушать. Легко летит время за хорошей песней!
Солнце садилось.
– Едут! Едут! – Эрулен услышал крики, возвестившие о том, что Илуге сдержал свое слово. Когда он вышел из своей походной юрты, весь лагерь уже гудел, как растревоженный муравейник: воины выбегали из юрт, сбиваясь в напряженно ожидающую, молчаливую толпу. И – это нетерпеливое ожидание чуда, освещающее жесткие обветренные лица…
Эрулен узнал вестника: из кхонгов, сын вождя. Таких гигантов во всей степи не сыскать, даже рыжий Джурджаган и сам угэрчи ему едва по брови. Конь под огромным телом тяжело дышал, когда кхонгский вестник подъехал к его юрте. Спрыгнул с коня, отвесил неторопливый поклон.
– Привет тебе, славный вождь, – сказал, как прогудел из бочки.
– Ну? – нетерпеливо бросил Эрулен, впиваясь взглядом в непроницаемое лицо вестника.
– Через десять дней, – неторопливо ответствовал тот, – Угэрчи Илуге велит нападать. А дальше, как говорит, у вас с ним все уговорено. Ежели что, пошлет еще вестника. Тем же путем, – от нас.
